Без права быть собой

Я открыл глаза и увидел перед собой совершенно незнакомого парня с длинным лицом и смешными оттопыренными ушами. На вид лет двадцать пять, не больше, но уже с сильными залысинами, что делало лоб просто карикатурно огромным. В тёмно-голубой форме. Вроде ничего особенного. Но тут волосы зашевелились у меня на затылке — на мундире над карманом у него был вышит серебристыми нитками орёл, держащий в лапах нацистский крест.

Я взял со стола фуражку с таким же серебряным орлом. Пригладив волосы, надел. Шум отодвигающихся стульев и я осторожно огляделся. Кровь ударила в голову. Кресты, кресты вокруг. На фуражках, мундирах. Я ущипнул себя за руку и чуть не вскрикнул от боли. Незаметно оглядел себя: на мне такой же мундир, подпоясанный кожаным ремнём, кобура, галифе. Взяв со столика одиноко лежащую там фуражку, я направился к выходу. Краем глаза зацепил грифельную доску, аккуратно расчерченную мелом на две части. Слева столбиком были перечислены имена, рядом с ними двухзначные числа. И в самом верху имя: Генрих Гроссер и напротив — трёхзначное число.

Огромное поле, заросшее изумрудной травой, ограничивал с одной стороны высокий густой лес. Сквозь маскировочную сетку угадываются очертания «Мессершмиттов» и «Юнкерсов». Что за черт, как меня сюда вообще занесло? Или я сплю?

На бетонной полосе выстроились в два ряда лётчики в тёмно-голубых мундирах. Вытянулись в струнку. И ноги помимо моей воли понесли туда, где в правом ряду зияло свободное пространство. Я не успел даже обдумать странный поворот в собственной судьбе, и что за неведомая сила превратила меня в лётчика Люфтваффе, как раздался шум мотора, и на плац вырулила чёрная машина.

Распахнулась дверца, показалась массивная фигура в светлом длинном плаще. А за ней — немолодой мужчина в двубортной шинели. Чёрная фуражка. Мерзкие усики на одутловатом лице. Кошмар столетия: Геринг, главнокомандующий Люфтваффе, и Гитлер.

В голове сразу забилась мысль: надо успеть вытащить пистолет из кобуры. Отомстить за миллионы жизней, загубленных этими мерзавцами.

Когда прозвучало имя Генриха Гроссера кто-то несильно, но довольно ощутимо толкнул меня в спину и я машинально сделал шаг вперёд. Значит, Гроссер — это я. Замечательно. Чеканя шаг, я приблизился к нацистским бонзам, лихорадочно соображая, как застрелить обоих, и Геринга и Гитлера. А может прихватить на тот свет ещё кого-нибудь, прежде чем меня убьют. От напряжения на глазах выступили слезы, задрожали пальцы. И я едва слышал, что вещал этот напыщенный индюк в белом плаще: «гордость нации», «великий ас», «страна гордится» и тому подобную шелуху. Но чем больше я рассматривал красные лоснящиеся щеки и пухлый подбородок Геринга, опухшее лицо и сутулые плечи Гитлера, тем сильнее с досадой осознавал, что у меня не будет возможности вытащить пистолет. Тем более, я не знал, заряжен ли он.

Геринг протянул мне длинный футляр, открыл, и глазам стало больно от брызнувших искр. На бархатной подушечке лежала бело-красно-синяя орденская лента, с прикреплённым к ней крестом, серебряными дубовыми листьями и мечами, украшенными бриллиантами. Внутренне я усмехнулся — получить из рук Геринга рыцарский крест — это круто.

Когда после награждения я встал в строй, напротив меня возник высокий худощавый мужчина в такой же, как я, тёмно-голубой форме, но с жёлтыми нашивками на воротнике и белыми отворотами на мундире.

— Генрих, — вкрадчиво произнёс он. — Понимаю, что вы ещё не оправились после тяжёлой контузии, но Геринг, — он совсем понизил голос до шёпота. — Геринг хочет, чтобы вы продемонстрировали фюреру ваше мастерство.

Этого ещё не хватало! Нет, я летал на «Мессершмиттах» раньше, но этого совсем не достаточно, чтобы показывать высший пилотаж. Чёрт, о чем я только думаю! Я же могу сбежать к своим!

На поле рядом с «Мессершмиттом» с нарисованной в носовой части ощерившейся акулой, суетилась группа техников. Один из них, круглолицый полный мужчина подскочил ко мне, подобострастно подхватил фуражку и наградной футляр. Подал парашют и шлем.

Я легко впрыгнул на крыло, забрался в кабину. Осмотрел приборы, подписи по-немецки, но всё почему-то хорошо знакомо. Так, теперь надо сделать проверку, — вынырнула откуда-то из подсознания спасительная мысль. Рука рефлекторно потянулась к сектору газа. Теперь прокачка, закрыть водяной радиатор, пропеллер на автомат. Включить зажигание. Двое механиков начали крутить стартер. Кабину огласил свистящий гул, и мысли пришли в порядок, железные тиски, сжимавшие горло, ослабли. Я выжал сцепление, мотор ожил, заполнив кабину яростным рёвом. Класс! Мотор набрал обороты и я начал рулёжку на старт.

«Мессер» — сложный самолёт для взлёта и посадки. Я помнил это. Но во вторую мировую это был лучший истребитель, почти до самого конца войны. И почему-то меня охватило дикое ликование, что я сижу в кабине такого самолёта.