Вот он долгожданный выплеск адреналина. Резко перевернувшись на спину, выбрасываю обе ноги в сторону одного из противников и попадаю ему стопами в район солнечного сплетения. Удар вышел, если честно, так себе. Но при этом мне удалось его хоть немного оттолкнуть. Краем глаза заметил, как Карина обхватила шею Хамиля, и в голове пролетела мысль, что у нас все же получится вырваться. Но это было далеко не так. Второй охранник, стоящий рядом, не раздумывая, двинул прикладом автомата мне точно в лоб, и на этот раз сознание покинуло меня…
В прихожей скрипнула дверь, и в квартиру, стараясь не шуметь, вошел мальчик, на вид лет одиннадцати. В руке он удерживал гитару с несколькими порванными струнами и огромной вмятиной на нижней деке. Кожа на его локтях оказалась стесанной, синие спортивные штаны были порваны в нескольких местах и пришли в негодность, а футболка, в которой он выходил на улицу, вообще отсутствовала. Левая сторона лица мальчика сильно опухла, а под глазом вот — вот готовился к появлению здоровенный синяк.
Поставив в угол, рядом с обувной полкой, испорченный инструмент, он осторожно прикрыл дверь и, обернувшись, вздрогнул. Перед глазами появилась высокая фигура миловидной женщины, лет тридцати пяти. Она грозно посмотрела на мальчика, а затем, уперев руки в бока и прищурив глаза, недовольно произнесла:
— Да что ж такое‑то?! Опять?!
Мальчик, насупившись, кивнул.
— И кто?! Опять этот придурок из третьего подъезда?!
— Нет, мам…, Колян тут ни при чем…
— А кто при чем?! Саша, не ври мне! — женщина склонилась над мальчиком и, ухватив за подбородок, осмотрела его лицо. — Вы постоянно с ним деретесь!.. А я что тебе говорила, а?! Не связывайся с ним больше! Говорила?! Говорила или нет?! Ну, что молчишь?!
— Это не он…, я не вру, мам…, правда!
— А кто тогда?!
— Митяй… — неохотно ответил Саша и отвел глаза.
— Какой еще Митяй?!
— Ты его не знаешь, мам… Он в том доме живет… — Мальчик неопределенно махнул рукой.
— Ну, хорошо, не знаю… — вздохнула женщина. — Ну, а с ним‑то что не поделили?!
— Он Аню с нашего двора обзывать начал, а я вступился…, а потом…, потом он с друзьями пришел и….
— Господи… — женщина приложила ладонь к своей щеке. — Квартиру, где он живет, знаешь?!
— Не надо, мам, пожалуйста!.. Я сам разберусь!
— Ага, разберется он!.. Я вижу, как разобрался уже!.. Так, бегом умывайся и покажешь!..
— Ну, мам!
— Я что сказала?!
— Вы чего там разорались‑то?! — донесся из одной из комнат немного заплетающийся мужской голос.
— А ничего! — обернувшись, выкрикнула в ответ женщина. — Ты иди на сына своего посмотри!.. Опять весь в синяках пришел!..
— Подрался, что ли?! Ну, это нормально! Руки — ноги целы?!
— Целы… — буркнула женщина.
— Значит, не калека…. Чего разоралась‑то?!
— Разоралась?! Да ты совсем оборзел! У тебя сына избили, понимаешь?! Сына! А ты…
Я очнулся от всплеска прохлады на своем лице. Открыв глаза, увидел, как один из ублюдков держит в руке стакан, в котором еще недавно остывал принесенный мной чай. Бегло оценив ситуацию, понял, что меня усадили на пол спиной к комоду. Начал искать взглядом Карину и заметил, что ей тоже связали за спиной руки. При этом девушку уложили на кровать животом вниз, выставляя напоказ филейную часть тела. Из ее носа стекала струйка крови, на скуле краснел отпечаток чьей‑то ладони, а заплаканные глаза уставились на меня. Хамиль присел рядом и, время от времени потирая горло, о чем‑то торопливо говорил. В какой‑то момент мне захотелось закричать, позвать на помощь, но эта мысль оказалась мимолетной. Сейчас в голове царил сумбур, а тело обуяло сплошное пятно боли.
— Ну вот…, очухался!.. — весело произнес охранник и отставил стакан. — Мычит, как бык — производитель! А ты переживал!..
Повернув ко мне голову, без каких‑либо эмоций на лице кавказец навел пистолет на мое колено, а затем произнес, обращаясь к девушке:
— Давай, моя хорошая, не тупи! Дай координаты, и мы уйдем…
Карина продолжала смотреть на меня, а из ее глаз новым потоком ринулись слезы. При этом она не произнесла ни слова, видимо, понимая, что ее разговорчивость уже ничего не исправит.
Громко хлопнул выстрел, а мои нервные окончания не забыли передать информацию напрямую в мозг. Боль раскаленным жалом пронзила все тело, и я снова погрузился во тьму.
— Давай, дуй! — улыбнулся мужчина, поднеся к лицу маленького мальчика только что сорванный пушистый цветок.
Неумело свернув губы в трубочку, ребенок издал характерный звук выдоха и задорно расхохотался, когда с цветка слетело несколько пушинок. Проводив взглядом цветочные парашютики, мужчина потрепал волосы на голове мальчишки и произнес:
— Это одуванчик!.. Ну‑ка, скажи: о — ду — ван — чик!
— Анчик, — повторил ребенок и снова дунул в сторону цветка.
— О — ду — ван — чик! — продолжая улыбаться во весь рот, повторил мужчина.
— Ананчик!
— Ахаха!.. Нет, ты слышала?! Ананчик! Ахаха!..