Без права выбора

Мотнув головой, Наследник Бетафа поднялся и прошел к окну, пытаясь совладать с безумием, накрывающим его с головой. Будущий король не имеет права на жалость. Не должно быть в сердце места для любви к женщине, только к королевству. Нельзя допускать привязанностей — никогда. Его поучали этим правилам с детства, и он привык к ним, сросся с ними, впитал вместе с публичными казнями и совсем не детскими развлечениями. Только вот эти чувства каким-то непостижимым образом пробрались в его почерневшую душу, цепляясь образами, действиями, словами, которые создавала принцесса, покидающая его.

Резко обернувшись, он в несколько шагов достиг кровати. Не совладав с собой, мужчина обнял ее ноги, прикрытые покрывалом, опустив на них свою голову.

— Прости меня… — еле слышный шепот для той, которая никогда не услышит его. — Прошу… Я не хотел…

Он приподнялся, рассматривая черные круги, что появились вокруг век, и заостренные страшные черты.

— Я не хотел! Прошу тебя, прости! — он вскричал, не замечая, как комкает ткань.

В этот час, когда Регон остался наедине с той, которая умирала из-за него, умирала от его рук, он понял, что нужно срочно что-то делать, куда-то бежать, искать спасения, но время неумолимо сокращало свой бег, переходя на жалкие минуты. Глаза его горели нездоровым блеском, когда он рванул к дверям, не ведая о том, куда спешит, и у кого будет просить помощи.

Оттолкнув его с прохода, в спальню ворвалась старшая фрейлина, не имеющая ничего общего с нормальным человеком по внешнему виду. Подлетев к кровати, она зубами откупорила стеклянный пузырек и, выплюнув деревянную пробку прямо на пол, склонилась над принцессой.

— Что ты делаешь? — спросил Наследный Принц Бетафа, медленно подходя к Краиле.

Она грязными пальцами открыла девушке рот и влила мутноватую жидкость болотного цвета. Регон даже не успел ее остановить, хотя и рванулся.

— Что ты сделала? Отвечай! — голос его стал холодным, отпуская эмоции, выдворяя их из его тела.

— Если это зелье не поможет Ее Высочеству, значит, не поможет уже ничего… — фрейлина дышала, словно загнанная кобыла, звучно хватая ртом воздух.

Совершенно не аристократично она осела прямо на пол в ворохе грязных, рваных юбок, приложив руки к вздымающейся груди. Наследник Бетафа стоял на месте, будто прирос сапогами к полу, и неотрывно смотрел на принцессу. Ничего не происходило несколько слишком томительных, долгих, напряженных минут, но потом…

Сначала ему показалось, что это зрение играет с ним злые шутки, заставляя поверить, что кожа девушки посветлела, искореняя землистый оттенок с ее лица, но потом и на щеках появился едва заметный румянец, явственно просматривающийся под прямыми лучами солнца. Черты разгладились, а заостренность ушла совсем, не оставляя и следа.

В полнейшем неверии Регон сделал несколько шагов вперед и рухнул на кровать, продолжая наблюдать за волшебными изменениями. Не было такого средства в мире, возвращающего с того света — он точно знал, изучая историю, алхимию и магию, но выходит, что смотрел он не там.

— Спасибо, Всевышний… Спасибо, ведунья… Спасибо… — шептала фрейлина, смотря за чудотворным, невозможным преображением Алексии.

Так и просиживая на полу, попросту не имея сил встать, она вытирала рукавами платья бегущие ручейки слез облегчения, радости и благодарности. Очень медленно принц повернулся в ее сторону. На лице его отпечатался целый клубок невообразимых эмоций, пугающий даже ту, которая неслась по темному лесу в обитель самой настоящей ведьмы.

— Где ты взяла это средство? — вопросил Регон повелительным тоном.

Краила попыталась ответить, и даже было открыла рот, но не смогла произнести ни звука. Губы ее преобразились в безумную улыбку, которая дьявольски сочеталась с ее внешним видом. Она напоминала одну из сумасшедших, что жили в любом из королевств и бродили по улицам, приставая к мирным людям и выпрашивая милостыню.

— Я не могу сказать, так как немею сразу же, как только пытаюсь. И привести не смогу. — ее смешок был скорее нервным, чем веселым.

— А если я заставлю?

— Вы можете хоть убить меня, Ваше Высочество, хоть пытать, но заклятие не даст мне ни сказать, ни показать. Она открывается лишь тем, кому посчитает нужным… — последняя фраза слетела с ее языка против воли, будто и принадлежала ни ей, а той ведьме, чей черный взгляд словно ощущался кожей прямо в этой комнате.

Регон хотел сказать что-то еще, но громкий страшный хруст раздался в спальне, заставляя взрослого мужчину подпрыгнуть на месте. Тело Алексии выгнулось навстречу потолку, поднимаясь в кровати вместе с покрывалом. Переломанные кости одна за другой вставали на место, оповещая невольных зрителей об успешном срастании.

В полнейшей вязкой тяжелой тишине громкий вдох, сделанный с жадным рывком, оказался сродни выстрелу из пушки. Алексия резко села на постели, будто под спиной ее разместилась пружина, приподымающая ее, и открыла глаза, в которых яркими изумрудами переливалась чуть расширенная радужка.