Без правил

– Как в воду глядишь, – ответил Чекмез. – Именно в министерство.

– Какое? – проявил любопытство Сергей.

– Лучше тебе не знать.

Сырцов замолчал, нарочито обиженно поджав губы. Егор поднялся со своего места.

– А ты куда? – удивился Чекмез.

– К жене смотаюсь. Две недели не видел.

– Соскучился? Доярки не спасают?

– Дурак ты, Игорь. Причем здесь доярки? Сам-то, небось, вечером к своей галопом поскачешь.

– Ну так это же невеста! – возмутился Чекмез.

– А у меня жена, дочка!

– Твоя дочка мне почти ровесница – очень ты ей нужен… Она мужа ждет с работы, а не тебя.

– Будут свои, тогда и будешь меня учить, – отрезал Степаныч.

Сергей следил за перепалкой, с тревогой переводя взгляд с одного на другого. Игорь заметил его беспокойство и рассмеялся:

– Ты что, Серега?! Мы же прикалываемся. А если серьезно, Степаныч, побудь здесь, пока я не вернусь. У тебя ствол зарегистрированный, и сам ты человек бывалый. Потерпи уж немного, успеешь к семье.

Куваев небрежно отмахнулся и сел на место.

– Как скажешь.

– Вот и ладненько, я уехал.

Игорь рассовал по карманам ключи и документы, подхватил стоящий у входной двери толстый портфель и вышел на улицу.

Когда за ним закрылась дверь, Куваев включил телевизор. Пощелкав пультом, он остановился на новостях. На экране митингующие на московских улицах отступали под напором милиции. Степаныч презрительно скривил губы:

– День гнева… Идиоты!

Сергей не успел толком разглядеть, что происходило на экране, но был удивлен реакцией нового друга.

– Почему идиоты?

– Потому, – Куваев явно не желал продолжать разговор на эту тему.

– Ну а все-таки? – настаивал Сергей, которому стало очень интересно услышать мнение Куваева.

Сам он ни в коей мере не поддерживал никакие протестные движения. Отчасти потому, что по большому счету его всё устраивало, отчасти в силу своей политической инертности. Он считал, что ходить по улицам с плакатами – удел бездельников или желающих пропиариться политических выскочек, и ни к чему, кроме проблем с ментами, эти демонстрации не приведут. Однако признавал, что такие выступления должны иметь место – хотя бы для поддержания чиновников в тонусе.

– Насмотрелся я в девяностых всякой шушеры: и правых, и левых, – нахмурившись, заговорил Куваев. – Чуть что не по ним – на демонстрацию! Я-то по работе уголовниками занимался, но если что-нибудь серьезное на улицах намечалось, всех выгоняли вставать в оцепление. Конечно, когда эти дебилы впадали в раж и начинали громить всё вокруг, мы их хватали и сажали. Так вот: ни один мне ни разу толком не объяснил, чего они хотят. Отнять и поделить – вот и вся идеология… Ну ладно, тогда жизнь совсем хреновая была: ни работы, ни денег. А сейчас-то чего прутся на улицы? И, главное, нахрапом норовят, без согласования – чтоб скандал, чтоб милиция! А толпа – она и есть толпа, у нее в голове каша, и нужен тот, кто эту кашу подогреет. И поверь, лидеры всегда найдутся. Хорошо, если с правильными идеями, но в основном это ребята, которые на себя одеяло тянут, свои интересы преследуют, как правило – финансовые! Если эти придут к власти, – Егор кивнул на телевизор, – я не уверен, что они не начнут добивать и разворовывать то малое, что еще осталось у страны. Скорее всего – начнут, поскольку нищие и голодные. Мы же потом опять будем после них всё восстанавливать… Вот так! А засрать вам мозги – пара пустяков!

– А тебе мозги засрать сложно, – язвительно уточнил Сергей.

– Практически невозможно, – отрезал Куваев. – Ты вот наверняка даже в комсомоле не был.

– Пионером закончил.

– О чём и речь! А я все стадии прошел. Даже в партию вступить успел. Так что мне все мозги промыть пытались: и коммунисты, и капиталисты, и демократы, и либералы. Всех пережил.

– И на чём остановился? – усмехнулся Сырцов.

– Ни на чём, развиваюсь пока. Чья возьмет, с теми и будем. Мне один хрен, кто там наверху, лишь бы руки не выкручивали, работать давали и страну не продавали, как либералы.

– Темный ты, Степаныч. За свои идеалы бороться нужно.

– Вот если прижимать начнут, будем бороться. Этому нас учили. А еще наше поколение учили, что мир переделывать нужно, ну мы и рады были стараться. Клялись в верности Родине, партии, делу коммунизма, а на поверку те, кто эти клятвы от нас принимал, первые продали идею. Однажды проснулся, а партии нет, и страны нет. Всё развалили, людей в дерьме жить заставили. И на хрена? Чтобы к кормушке подобраться. Я так понимаю. А значит, и мы никому ничего не должны. Так что сначала надо бы разобраться, за что бороться и с кем. А борьба ради борьбы – пустое и вредное занятие. Набороли уже себе один раз геморрой.

– Вижу, скучаешь ты по социализму. Строем не находился?

Степаныч удивленно посмотрел на Сергея.