Без семьи

— Дело проиграно! Судьи решили, что я сам виноват в том, что находился под лесами, и потому хозяин ничего мне не должен платить. — Тут он стукнул кулаком по столу и произнес несколько бессвязных ругательств. — Деньги пропали, я искалечен, нас ждет нищета! Мало того: возвращаюсь домой и нахожу здесь ребенка. Объясни, пожалуйста, почему ты не сделала так, как я велел?

— Потому что я не могла…

— Не могла отдать его в приют для подкидышей?

— Трудно расстаться с ребенком, которого сама выкормила и которого любишь, как родного сына.

— Но ведь это не твой ребенок!

— Позднее я хотела отдать его в приют, но он заболел. — Заболел?

— Да, он болел, и если бы я его отдала в это время в приют, он бы там умер.

— А когда выздоровел?

— Он долго не поправлялся. За одной болезнью последовала другая. Прошло много времени. И я решила, что раз я могла кормить его до сих пор, то смогу прокормить и в будущем.

— Сколько ему теперь лет?

— Восемь.

— Ну что ж, он пойдет в восемь лет туда, куда должен был отправиться раньше.

— Жером, ты не сделаешь этого!

— Не сделаю? А кто мне помешает? Неужели ты думаешь, что мы будем вечно держать его у себя?

Наступило молчание, и я смог перевести дух. От волнения у меня так сжалось горло, что я чуть не задохнулся. Матушка Барберен продолжала:

— Как тебя изменил Париж! Раньше ты не был таким жестоким.

— Париж не только изменил меня, но и сделал меня калекой. Работать я не могу, денег у нас нет. Корова продана. Можем ли мы теперь кормить чужого ребенка когда нам самим нечего есть?

— Но он мой.

— Он такой же твой, как и мой. Этот ребенок не приспособлен для жизни в деревне. Я рассмотрел его во время ужина: он хрупкий, худой, у него слабые руки и ноги.

— Но он очень хороший, умный и добрый мальчик Он будет работать на нас.

— Пока что нам нужно работать на него, а я не могу больше работать.

— А если найдутся его родители, что ты тогда им скажешь?

— Пошлю их в приют. Однако хватит болтать, надоело! Завтра я отведу его к мэру.[1] А сегодня хочу еще зайти к Франсуа. Через час я вернусь.

Дверь отворилась и захлопнулась. Он ушел. Тогда я живо вскочил и стал звать матушку Барберен:

— Мама, мама!

Она подбежала к моей кровати.

— Неужели ты отправишь меня в приют?

— Нет, мой маленький Реми, нет!

И она нежно поцеловала меня, крепко сжимая в своих объятиях. Эта ласка ободрила меня, и я перестал плакать.

— Так ты не спал? — спросила она меня нежно. — Я не виноват.

— Я тебя не браню. Значит, ты слышал все, что говорил Жером? Мне следовало бы давно рассказать тебе правду. Но я привыкла считать тебя своим сыном, и мне трудно было признаться, что я не твоя родная мать. Кто твоя мать и жива ли она, ничего не известно Ты был найден в Париже, и во г как это случилось. Однажды ранним утром, идя на работу, Жером услышал на улице громкий детский плач. Пройдя несколько шагов, он увидел, что на земле, у калитки сада, лежит маленький ребенок. В то же время Жером заметил какого-то человека, который прятался за деревьями, и понял, что тот хотел посмотреть, поднимут ли брошенного им ребенка. Жером не знал, что делать; ребенок отчаянно кричал, как будто поняв, что ему могут помочь. Тут подошли другие рабочие и посоветовали Жерому отнести ребенка в полицейский участок. Там ребенка раздели. Он оказался здоровым, красивым мальчиком пяти-шести месяцев Больше ничего узнать не удалось, так как все метки на его белье и пеленках оказались вырезанными Полицейский комиссар сказал, что придется отдать ребенка в приют для подкидышей. Тогда Жером предложил взять тебя к себе, пока не найдутся твои родители. У меня в это время только что родился ребенок, и я могла кормить обоих. Так я стала твоей матерью. О мама!

— Через три месяца мой ребенок умер, и тогда я еще больше привязалась к тебе. Я совсем забыла, что ты мне не родной сын. Но Жером этого не забыл и, видя что твои родители не находятся, решил отдать тебя в приют Ты уже знаешь, почему я его не послушалась. — О, только не в приют! — закричал я, цепляясь за нее. — Умоляю тебя, мама, не отдавай меня в приют! Нет дитя мое, ты туда не пойдешь. Я это устрою. Жером вовсе не злой человек. Горе и боязнь нужды заставляют его так поступать. Мы будем работать, ты тоже будешь работать.

— Да, я буду делать все, что ты захочешь. Только не отдавай меня в приют.

— Хорошо, не отдам, но с условием, что ты сейчас же заснешь. Я не хочу, чтобы Жером, вернувшись, увидел, что ты не спишь.

Крепко поцеловав, она повернула меня лицом к стене. Я очень хотел заснуть, но был настолько потрясен и взволнован, что долго не мог успокоиться.

Значит, матушка Барберен, такая добрая и ласковая, не была моей родной матерью! Но тогда кто же моя настоящая мать? Еще лучше и нежнее? Нет, это невозможно.