Без срока давности

— Я этого не считаю, так как конечной целью опытов была борьба с врагами Советского государства. НКВД — это такой орган, который мог применять подобные опыты над осужденными врагами советской власти и в интересах Советского государства. Как работник НКВД — я выполнял эти задания, но как человек — считал подобного рода опыты нежелательными.

— На ком испытывалось действие ядов, изготовленных в отделении Могилевского?

— К работе этого отделения я отношения не имел, но слышал, что Филимонов ставил вопрос перед Берией или Меркуловым (точно не знаю) о разрешении ему испытания некоторых ядовитых препаратов на арестованных, приговоренных к расстрелу. Получил ли он такое разрешение, я не знаю.

— А за что был осужден Могилевский?

— Не знаю. Дело его я не читал.

— Скажите, — спросил следователь, — для какой цели в пятьдесят третьем году Могилевский из Владимирской тюрьмы, где отбывал наказание, был этапирован в Москву?

— Я такого случая не помню. Лично с ним я не разговаривал…

Как видим, диалоги с высокопоставленными руководителями дают не слишком много информации. Они предпочитали даже в арестантской одежде жить как бы в прежних измерениях, руководствуясь якобы лишь патриотическими порывами. Стоило ли интересоваться страданиями отравленного ядом абстрактного для них смертника, да к тому же еще и «врага народа»? Удобная позиция, которая и в палаче позволяет усмотреть по меньшей мере государственный разум, некое благородство души.

По историческим меркам мы лишь сравнительно недавно осознали, что большинство тех «врагов» ни в чем перед своим народом и страной не провинились. Но для Берии, Кобулова, Меркулова, того же Могилевского невиновность большинства незаконно репрессированных была очевидной и тогда. И тем кощунственнее их попытки за высокопарными словами об интересах государства спрятать правду. Следствию не оставалось делать ничего иного, кроме как продолжать распутывать этот дьявольский клубок из партийных догм, патологической нелюбви к инакомыслию, патетических лозунгов и откровенного цинизма, искать доказательства из других источников.

Двадцать третьего октября помощник Главного военного прокурора полковник юстиции Успенский снова вызвал к себе на допрос Герцовского. На сей раз Аркадий Яковлевич оказался несколько разговорчивее:

— О производстве опытов я узнал еще до начала войны со слов Калинина. Когда, почему и с чьего разрешения начали производиться те опыты над осужденными, я не знаю. Но когда в январе сорок второго года меня назначили начальником первого спецотдела, ко мне официально обратились Блохин с Филимоновым. Они и рассказали о такой практике. Фактически дело происходило таким образом. Филимонов приходил к Подобедову, который получал приговоры на осужденных к высшей мере наказания, и отбирал нескольких осужденных. По какому признаку — не знаю. Затем Филимонов спрашивал у меня, кому я буду докладывать приговоры, то есть Меркулову или Кобулову, для получения санкции на их исполнение, с тем чтобы у одного из этих заместителей наркома получить разрешение на выдачу нужных ему осужденных для производства опытов. Когда я после этого докладывал приговоры на осужденных к высшей мере наказания — Меркулову или Кобулову, — то обычно получал указание: передать Блохину разрешение выдать Филимонову или Судоплатову такое-то количество осужденных для производства опытов. Чаще я докладывал приговоры с высшей мерой наказания Меркулову как первому заместителю НКВД СССР, а потом как наркому госбезопасности СССР. После этого Блохин в присутствии представителя отдела «А», проверявшего личность осужденных, получал их у начальника тюрьмы и отвозил осужденных в специальное помещение, которое находилось под его охраной. Когда наступала смерть осужденных, Блохин вызывал Подобедова, они отправлялись в это помещение и там составляли акт об исполнении приговора.

— Какое количество осужденных за время вашей работы начальником первого спецотдела и отдела «А» было выдано Филимонову для производства опытов?

— Я не могу даже примерно назвать число осужденных, переданных Филимонову для производства опытов. Такого учета ни первый спецотдел, ни отдел «А» не вели, а мое личное участие в этом заключалось в передаче распоряжения от Меркулова или Кобулова Блохину о выдаче осужденных.