— Вы испытывали действие своих препаратов на продуктах, привычных советскому человеку, чаще русскому, — говорил Эйтингон.
— Какая, простите, разница, — не выдержав наконец, пытался было возразить Могилевский, но разведчик сразу же поставил его на место:
— А такая, уважаемый начальник лаборатории, что наши российские эмигранты в Париже за обедом заказывают капусту, огурцы, грибы, большую тарелку наваристых щей, гору прочей снеди и бутылку водки. Хочется же людям выпить и пожрать как когда-то в каком-нибудь своем Салтыкове! Ну а контрольные испытания вы проводите на полуголодной собаке или на заключенном, едва держащемся на ногах после длительного пребывания за решеткой на скудной тюремной пайке. Да и яд если даете с вином или водкой, то без закуски. Вот и попробуй после ваших экспериментов высчитать, сколько, чего и куда надо насыпать, чтобы чисто и гарантированно ликвидировать объект.
— Можно же провести операцию в другой обстановке, без обжорства, — не унимался Могилевский, задетый за живое.
— Можно. Но, к сожалению, не объект подстраивается под наши возможности, а мы под те условия, в которых оказался возможным контакт. Мы должны располагать препаратами на любые случаи жизни. Не под вашу продукцию подстраиваться, товарищ начальник лаборатории, а действовать сообразно представившейся ситуации.
— Это верно, — согласился с Эйтингоном Филимонов.
— Или посмотрите, — продолжал Эйтингон, — что получается с той же водкой или другими спиртными напитками. В лаборатории, как я знаю, за исходное берется стакан вина или водки. Но, позвольте спросить, где еще, кроме как у нас в России, такие дозы употребляют?
— Что правда, то правда. Это тоже видел: в Париже, да и в Берлине пьют крохотными рюмками и в основном коньяк, — перебил докладчика Муромцев. — Там за час отхлебнут глоток-другой и сидят весь вечер. Курят себе, беседуют неторопливо. Или танцуют…
— Правильно. Ну и сколько в такую порцию можно ввести растворимого зелья? Такого, чтобы клиент и токсина не почувствовал, и чтобы яд сработал на нужный результат?
Дабы замять малоприятный разговор, принимавший явно нежелательный оборот, Могилевский попытался сделать хорошую мину при плохой игре. Он вдруг поднялся с места и обратил внимание на то, что не все присутствующие допущены к обсуждению поднятого вопроса.
— Предлагаю из соображений секретности не раскрывать адреса и направленность практического использования изготовляемых в лаборатории средств. Разглашать закрытую информацию среди посторонних лиц не положено.
— Лучше бы вы потрудились над повышением эффективности своих препаратов, а не одергивали людей за справедливые претензии, — отреагировал за всех Эйтингон. Ему, постоянно рискующему собственной жизнью где-то на чужбине, было неприятно слушать эти бюрократические предостережения об абстрактной секретности. Любой из присутствующих был прекрасно осведомлен относительно того, чем и как занимается лаборатория.
В протоколе совещания все-таки была отражена необходимость повышения качества и надежности «продукции» лаборатории. Решили не разделять, какие яды и препараты готовить для зарубежных акций, а что годится для домашнего применения.
В операции по устранению Льва Троцкого сумели обойтись без применения смертоносных ядов. Задача была выполнена ударом альпенштока, находившегося в твердой руке Рамона дель Рио Маркадера, бывшего испанского офицера-республиканца. Отсидев за убийство «врага партии и народа» двадцать лет в тюрьме, он затем оказался в СССР и 8 июня 1960 года получил Золотую Звезду Героя Советского Союза. Не остался обделенным вниманием советской власти и направлявший «карающую руку пролетариата» генерал Котов — Наум Эйтингон.
Успешная миссия по ликвидации Троцкого, очевидно, произвела неплохое впечатление в «инстанции» — как стал называть Сталина в общении с подчиненными Лаврентий Берия. Во всяком случае, новый нарком внутренних дел вызвал к себе Эйтингона с Судоплатовым, лично их поздравил. И тут же поручил им создать особую группу в количестве десяти — пятнадцати проверенных, особо надежных сотрудников, способных немедленно исполнить любое поручение партии как в нашей стране, так и за ее пределами. Кто конкретно вошел в эту столь тщательно оберегаемую от постороннего взора команду, не знал даже Кобулов, считавшийся правой рукой Берии. Слышал он лишь о том, что отбор людей проводился особенно тщательно, размещалась вся группа на одной из закрытых загородных дач НКВД. Обучение и тренировка по специальной программе проводилась практически круглосуточно и беспрерывно. Руководили занятиями лучшие специалисты, профессионалы своего дела. Ну а дела той команды и вовсе не известны.
Несмотря на неудачу с ядами в Париже, Судоплатов и Эйтингон начальника лаборатории не забывали. Скорее наоборот. С их подачи было инициировано проведение широкомасштабных опытов над людьми, приговоренными к смертной казни, положено начало разработке ядов, которые не оставляли после себя никакого следа, действовали мгновенно и эффективно.
Глава 11