Еще беседуя на одном из приемов с Берией, генерал Судоплатов при Могилевском обмолвился о каком-то малоизвестном зарубежном препарате, который быстро всем без исключения развязывает язык, и человек — неважно, разведчик он, умеющий хранить доверенные ему секреты, или обыкновенный гражданин, — сам того не желая, отвечает на поставленный вопрос и выбалтывает любую тайну.
Лаврентий Павлович тотчас проявил заметный интерес к этому препарату, зацокал языком, хищно заулыбался:
— А нельзя ли его выкрасть?
— Наша агентура прилагает все усилия, чтобы заполучить его в свои руки, достать рецептуру, — проговорил Судоплатов, — но оно хранится в надежно охраняемых сейфах западных спецслужб. Они берегут свои секреты так же старательно, как и мы свои. Чтобы овладеть препаратом, требуется найти подходы к его охранникам или самим создателям, но для этого потребуется немало времени и сил, — вздохнул генерал.
— У нас такого времени нет! Товарищ Сталин сегодня ведет борьбу с врагами — сегодня и должен знать все их тайны. — Лаврентий Павлович даже стукнул кулачком по столу и пристально посмотрел на Григория Моисеевича, отчего тот тоскливо поежился. — Что скажете, товарищ Могилевский? Неужели у нас в стране нет талантливых химиков?
Берия блеснул стеклышками пенсне, взял бутылку боржоми и налил себе в бокал.
— Мы ведем испытания с рицином, товарищ нарком. И уже обратили внимание на то, что одной из побочных сторон его действия является человеческий мозг. При определенной доработке препарата в нужном направлении, думаю, нам удастся добиться усиления так называемой откровенности со стороны «пациента». Нам осталось лишь рассчитать соотношение других компонентов, взаимодействующих в общей рецептуре, чтобы получить наибольший эффект. Это достаточно перспективное направление работы.
— Мне не очень понравился ваш ответ, товарищ Могилевский, — важно произнес нарком. — Нам совершенно незачем знать, что вы там ведете, каково взаимодействие одних препаратов с другими соединениями. Для нас важен конечный результат. И не завтра, как вы обещаете, а немедленно. Понимаете, немедленно! Уже сегодня! Отставание от врага недопустимо.
Между тем начальник лаборатории кое-что недоговаривал. Потерпев относительную неудачу с распылением рицина, Могилевский тем не менее эксперименты с его использованием не прекратил. Что-то подсознательно ему говорило: вещество это свои потенциальные возможности до конца не исчерпало. И вот спустя три года — открытие: в определенных пропорциях с другими препаратами рицин целенаправленно воздействует на сознание испытуемых, подталкивает их на доверчивость, откровенность. У человека появляется потребность выговориться. Так, один из заключенных вдруг начал охотно рассказывать о своей прошлой жизни, называть фамилии людей, воспроизводить подробности личной жизни, о которых прежде предпочитал молчать даже под давлением следователей, применявших к арестованному все методы воздействия, включая агентурную разработку, избиения и изощренные пытки.
Другой разговорился о своих любовных похождениях, интимных связях с женами высокопоставленных чиновников, в том числе красочно описывал их поведение, рассказывал о том, как они вели себя в постели.
Да это и впрямь самое настоящее открытие, позволяющее перевернуть все существовавшие прежде представления о методике расследования преступлений, получения показаний, установлении всего круга соучастников самых темных и неблаговидных дел, всего круга антисоветчиков, террористов, заговорщиков. Если начнут развязываться языки у людей, владеющих секретами, тайнами, — это какие же возможности! Какие перспективы! Тогда не заставят себя ждать и высокие награды, ученые степени и звания…
Григорий Моисеевич, по свидетельствам своих подчиненных, был в те дни особенно деятелен и активен. Он буквально сутками пропадал в лаборатории, ночами колдовал вместе с подчиненными над рецептурой нового препарата. Так что на момент разговора с Лаврентием Павловичем начальник лаборатории уже далеко продвинулся в своих исследованиях, но сказать об этом наркому побоялся — а вдруг опять неудача?
Возвратившись от высокого начальства, Могилевский взялся за дело с удвоенной энергией.
— За что арестован? — с нарочитой бесцеремонностью набросился он на первого представленного ему заключенного, которому предварительно была введена небольшая доза препарата. — Не бойтесь, говорите всю правду, видите же, перед вами доктор, а не тюремщик. Я постараюсь вам помочь.
— Откровенно говоря, за что сижу — не знаю. Но обвинен по пятьдесят восьмой статье за антисоветскую пропаганду. Говорят, на меня поступило заявление в органы, будто я недоволен линией партии во взаимоотношениях с народом.
— Вы действительно недовольны?
— А чему же радоваться-то? Что мы видим хорошего в нашей жизни? Коммуналка, общая кухня на шесть семей. По утрам в туалет очередь, к водопроводному крану — очередь. Пока стоим — все между собой перегрыземся. И так каждый день: скандалы, ругань из-за любого пустяка. Говорят, за границей собаки живут лучше наших людей…