Без суда и следствия

До весны следующего года Кирилл оставался в изоляторе. Условия содержания вроде те же – что «до», что «после». Та же общая камера, те же «бэсы», те же порядки и нормы питания. На самом деле все далеко не так. Нет больше встреч со следователями и адвокатами, нет больше возможности видеться с Димой Якушевым. Про Таню и говорить нечего.

С Таней за все это время он виделся всего несколько раз. Они разговаривали через плексигласовую перегородку. Кирилл мог ее целовать, но только через трубку телефона. Она любила его, скучала и тосковала. Обещала ждать. Но Кирилл понимал, что это глупо с ее стороны. А он поступил бы жестоко, если бы требовал от нее такой жертвы. Пятнадцать лет – это слишком много...

Лию тоже осудили. Следователи все-таки смогли доказать ее участие в чеченских бандформированиях. Хотя убийства российских солдат доказать не удалось. Смогла она отвертеться и от убийства Проклова, Чаева и Каплиева. Зато суд счел убедительными доказательства по факту убийства двух сотрудников службы безопасности компании «Дженерал». Но как это ни странно, ей не впаяли пожизненное заключение. Ей дали всего пятнадцать лет. Ровно столько, сколько отмерилось Кириллу...

Весной Кирилла отправили по этапу в иркутскую колонию для бывших сотрудников.

На этапе он понял, что зэк – это не человек. И даже не животное. Зэк – это вообще ничто...

Путь до зоны должен был занять не меньше месяца. Довольно долгий срок. Без еды за это время можно двинуть ноги, и не один раз.

Осужденным полагался сухпай, но конвой все забрал себе. Как же, будет солдатня кормить зэка тушенкой. Все себе. А заключенным – корка сухого хлеба и полтора литра воды в пластиковой бутылке на всю толпу.

В ту же бутылку приходилось и отливать. Потому что оборзевшим «вэвэшникам» было в падлу выводить заключенных в сортир. Приходилось терпеть целые сутки и оправляться в пакеты. А ведь среди осужденных «бэсов» было достаточно много тех же бывших «веселых ребят» – бывших солдат срочной службы внутренних войск. Должна же была быть хоть какая-то солидарность.

Нет, не было солидарности. Зато была солидранность. В смысле с зэков соли дно дра ли за всякие услуги. Даже за кипяток для чая приходилось платить. Хорошо, у Кирилла были деньги – Таня перед отправкой хорошо подогрела.

За свои деньги он мог бы обрести даже плотские утехи. Первое время в одном с ними вагоне везли женщин. С одной стороны, было весело. Все-таки женщины. С другой стороны, очень грустно...

В условиях неволи разница между мужчиной и женщиной проявляется особенно сильно. Мужчины достаточно быстро адаптируются к новым условиям. Тюрьма для них – это борьба. Борьба с самими собой, с внешней средой. Борьба за выживание, борьба за лидерство. Борьба становится смыслом их существования. Они легко выстраивают для себя новую жизнь – новые нормы поведения, новые ступеньки иерархии, новые ритуалы, новые мифы...

А вот женщины в большинстве своем не могут построить новый для себя мир. Они живут прошлым и не видят для себя ни будущего, ни настоящего. Это жалкое и страшное зрелище – осужденная женщина. Надо только видеть, сколько тоски в ее глазах.

Но какова же их радость, когда они видят мужчин! Они нуждаются не столько в сексе, сколько в простом человеческом общении. Но секс тоже не на последнем месте. Во всяком случае, для большинства из них. Они рады воспользоваться возможностью побыть с мужчиной. Для них это как возвращение в прошлое. Короткое, неубедительное, порою грязное, но возвращение...

Женщины на одной стороне вагона, мужчины – на другой. Но это не мешало спонтанному образованию пар. «Влюбленные» переглядывались, перекрикивались и, конечно, переписывались – договаривались о «тайных» свиданиях.

Конвоиры просто не могли упустить шанс подзаработать. И отвели сортир под комнату для свиданий. Одна минута свидания – сто рублей. Час – двести баксов. И от желающих при этом не было отбоя.

Кирилл тоже в принципе мог уединиться с какой-нибудь теткой. Но, во-первых, это подло – ведь за секс он бы платил деньгами, которые дала ему Таня. А во-вторых, среди заключенных женщин была только одна красотка, с которой он бы захотел уединиться. Захотел, если бы не одно обстоятельство.

Этой красоткой была Лия Каленцева. Кирилл не поверил своим глазам, когда увидел ее.

Она первая узнала его. И наградила холодной, змеиной улыбкой. А еще она показала ему язык. Как будто хотела коснуться его своим жалом.

Лия была верна себе и в неволе. Черноволосая красотка в черной одежде. Она и сейчас умудрялась выглядеть довольно свежей. Короткая кожаная куртка на меху, черные джинсы в обтяжку.

В «столыпине» она была на особом положении и среди своих, и среди чужих. Женщин она держала в кулаке. Ее боялись, перед ней пресмыкались. И даже конвоиры посматривали на нее с некой опаской. Как будто их гипнотизировал ее хищный, змеиный взгляд. А может, их пугали космические «черные дыры» в ее глазах.