Откровенно говоря, я с ужасом смотрю в будущее. Заводы, переделы, выстрелы. Я понимаю, что отец не был одуванчиком, и занимался не совсем легальным бизнесом. Но чтобы вот так? Не хочу таких быстрых и кардинальных перемен, я только начал кайфовать от своего пребывания в этой чертовой стране, а теперь мне придется пройти ускоренный курс изучения языка и ведения криминального бизнеса. Просто зашибись. Мне нужна Вера. И прямо сейчас. Чтобы я мог прижаться к ней, вдохнуть запах и почувствовать ласковые, успокаивающие прикосновения. Хотя мне кажется, у Ангела тоже что-то случилось. Всю дорогу от гипермаркета она была похожа на каменное изваяние. Белая, как стена в этой гребаной больнице, и как будто испуганная. А я даже ничего не спросил толком, не выпытал. Надо было, наверное, но я купался в своем собственном чувстве нестабильности из-за – как я тогда думал – болезни отца.
– А девка его где?
– Жанна? – с ухмылкой спрашивает Михаил, и я киваю. – Наверное, выбирает себе платье на похороны. В палате сидит.
Михаил быстро объясняет парням у дверей, кто я такой, и наконец я вхожу. Обстановка та еще, несмотря на то, что палата отдельная, да и клиника, похоже, не самая простая. В палате царит полумрак, все вокруг белое, мерно пищит аппарат искусственного дыхания, ему вторит монитор, на котором видны показатели сердцебиения. Я ни черта не понимаю в этом, но отец окружен таким количеством приборов, что подходить страшно. Жанна, увидев меня, откидывает в сторону телефон, в котором ковырялась и, подскочив на ноги, бросается мне на шею. Я даже среагировать не успеваю, как эта шалава наиграно выдавливает из себя рыдания прямо в мое плечо, а цепкие руки сжимают мою шею. Фу, ну и противная, как он мог променять маму на нее? Отцепляю пиявку и слегка отталкиваю от себя.
– Можешь оставить цирк, – цежу сквозь зубы и, оттолкнув ее от себя, прохожу к отцу.
Зависаю над ним, внимательно всматриваясь в черты. Раньше я не замечал, насколько старым он выглядит, или он всегда был таким? Отцу всего сорок три, а на вид все шестьдесят. Худой какой-то, изможденный.
– Жанна, выйди, – не совсем вежливо просит Михаил, в ответ та фыркает:
– С чего вдруг? Тут мой муж.
– Сожитель, – поправляю ее на английском, а Михаил тут же подхватывает и переводит на русский. Жанна начинает ерепениться, но я рявкаю на нее: – Пошла вон!
– Да ты кто…
– Я – сын! А ты кто?
– Сын, которого не было двенадцать лет? Который даже ехать к отцу не хотел? – язвительно звенит мерзкий голос.
Сжимаю челюсти и медленно поворачиваюсь к ней лицом. Жанна, уловив мой взгляд, заметно затихает и даже немного съеживается.
– Я пойду возьму себе кофе и вернусь, – произносит она, задирая подбородок.
– Через час, – дополняю я ее речь. – Ты возьмешь кофе и вернешься через час.
От вибрирующих во мне эмоций я никак не могу подобрать слова на русском, но Михаил, похоже, достаточно хорошо владеет английским, раз переводит Жанне мое пожелание. Она мечет в меня зрительные молнии, но наконец покидает палату. А я тру грудную клетку, там как-то неприятно ноет, и в голове снова рождается мысль, что прямо сейчас я нуждаюсь в своем Ангеле. Она бы нашла правильные слова, чтобы описать то, что я чувствую, успокоила бы меня лишь одним своим присутствием. Желание позвонить ей, – а еще лучше увидеться – становится практически нестерпимым.
– Поговорим? – спрашивает Михаил.
Мы присаживаемся в кресла немного поодаль от отцовской кровати.
– Тимур, вы должны понимать, гарантии на выживание Георгия Матвеевича минимальные, практически нулевые.
– Понимаю.
– Вам придется принять управление бизнесом на себя.
– Я ни черта в этом не смыслю.
– У вашего отца есть помощник, очень толковый мужик. Опять же, я рядом.
– Вы все так преданны ему. Почему?
Михаил смотрит на меня абсолютно серьезно.
– Он много хорошего сделал для нас.
– Для вас – да.
– Я не стану копаться в вашем семейном белье, вы и сами с этим отлично справитесь.
– Откуда такое знание языка?
– Жил пару лет в Англии.
– Учились?
– Работал.
Михаил отвечает односложно, и я понимаю, что дальнейшие расспросы бессмысленны.
– Что от меня требуется?
– Боюсь, вся ваша сила воли и голова, которая будет работать и днем и ночью. Мне жаль, что вы принимаете управление в такое непростое время, но так или иначе, бизнес все равно достался бы вам. По крайней мере, легальная его часть.
– О, есть и легальная? – спрашиваю с иронией.
– Зря вы так. У Георгия Матвеевича очень сильная бизнес-база.
– Тогда зачем еще и криминал?
– По-другому здесь бизнес не построишь.
– Понял. Ладно. Оставьте нас с отцом наедине. Минут через десять можем ехать.
Михаил, кивнув, поднимается и идет к двери. Уже взявшись за ручку, оборачивается ко мне.
– Никому пока ни слова о состоянии вашего отца, стервятники налетят, не отобьемся, надо все делать тихо. Никому, даже Вере Архиповне.
Я криво усмехаюсь.
– И про нее в курсе.
– Такая работа, – отвечает Михаил и выходит из палаты.
Я присаживаюсь на край отцовской кровати и смотрю на его лишенное эмоций лицо.