– А как насчет этого? – спросил Ник, указывая на малиновое пятно.
– О боже! – воскликнула мама. – Откуда у тебя это?
Я был на ее стороне. Я хотел, чтобы она победила в этом споре.
– Поскользнулся в каньоне, – ответил я.
– Чушь! – сказал Ник. – Посмотри, на края раны налип асфальт.
– Это грязь, – запротестовал я.
Ник потер пальцами черные пятнышки.
Я вскрикнул.
– Ник, прекрати! – сказала мама.
Он показал свои пальцы.
– Это ж не грязь…
– Нет, грязь! – упорствовал я.
Ник кивнул на телевизор.
– Ты говоришь прямо как Никсон. Получается очень убедительно.
Я припомнил высокий, надтреснутый голос Никсона, когда тот произносил речь о Чекерсе. У него была фальшивая улыбка, изогнутые насупленные брови. У нас на пляже никто не любил Никсона. Отец, заслышав его имя, только хмыкал и махал рукой – дескать, и говорить о нем не стоит.
Ник отпустил мою руку, и я выбежал на кухню.
– Ну-ка вернись! – завопил он.
– Оставь его в покое, – попросила мама.
– Тащи свою задницу сюда! – скомандовал Ник.
Я проскочил в ванную и пописал. Я слышал, как Ник с мамой ругаются из-за того, что я опять забыл вынести мусорное ведро. «Это доказывает, – говорил Ник, – что
Выйдя из ванной, я увидел, что мама и Ник стоят лицом к лицу.
– Ты слишком остро на все реагируешь, – бросила мама в его покрытое испариной лицо.
– Чушь собачья! – ответил он и прошел мимо нее в ванную. Прежде чем Ник открыл рот, я понял, что попался.
– Он опять не спустил за собой воду! – рявкнул Ник. – Джан, это уже в десятый раз как минимум.
Ник вышел из ванной и подозвал меня.
– Тебе придется вымыть унитаз. Только так тебя и можно научить.
Мама встала между мной и Ником.
– Отойди в сторону, черт тебя подери, – сказал он, буравя ее тяжелым взглядом.
Она не двинулась с места и лишь покачала головой.
Я скользнул в ванную.
– Это всегда начинается с ранних лет, – заметил Ник. – Ты врешь по мелочам, хитришь по мелочам. А потом вдруг – раз, и это уже твой образ мыслей. Вся твоя сущность.
– Ник, – возразила мама, – ты врал по-черному, когда был маленьким. Поэтому тебя и вышибали из всех школ, и в средних, и в старших классах, и из военных школ тоже. Так что не надо делать вид, будто это проблема Нормана.
Ник качнулся в дверном проеме, как загнанный в угол зверь. Он был на волосок от того, чтобы взорваться. «Мамочка, только ничего не делай и не говори», – мысленно попросил я.
Мама переступила с ноги на ногу.
– Ты уверен в своей правоте, потому что пьян и обкурен, – бросила она. – Но на самом деле ты не прав.
Слова «
Он сжал челюсти и заскрежетал зубами.
– Я самый правдивый человек в этом гребаном мире, – процедил он. – А вы двое – сраные вруны.
Ник пристально смотрел на меня – весь красный, в испарине, с выступившими венами.
– Я не позволю тебе вырасти лжецом и неудачником. Я должен положить этому конец. Ты ответишь за свое поведение.
Он достал из-под раковины бутылку моющего средства «Аякс» и губку и протянул мне.
– Иди и вычисти унитаз, – приказал он.
Я посмотрел на маму. Она отрицательно покачала головой, но я уже боялся ему перечить и налил в унитаз немного «Аякса».
– Ты не обязан это делать, – сказала она.
– Норман, твоей маме наплевать на тебя, – вставил Ник. – Она хочет, чтобы ты был лжецом и неудачником. Тебе понятно? Она слишком ленива, чтобы остановить тебя.
– Заткнись, Ник, – ответила мама. – Норман не лжец. Лжец у нас ты. Ты!
Тело ее напряглось, словно по нему прошел ток.
– Ты же знаешь, что я прав, – произнес Ник.
Посмотрел на меня и повторил:
– Ты знаешь, что я прав.
«Да, – подумал я, – конечно, он пьян и обкурен. Может, он даже псих… Но он был прав – я солгал».
Я держал губку и бутылку «Аякса». Мама смотрела на меня, заслоненная животом Ника, и качала головой. Было неясно, то ли она сигнализирует мне, чтобы я не чистил унитаз, то ли выражает отвращение к ситуации в целом. А может, и то и другое сразу.
От Ника пахло прокисшим молоком. Его заросший волосами живот был совсем близко от моего лица.
– Однажды ты проснешься и поймешь, что мир не вращается вокруг тебя, но будет поздно, – вещал он. – Ты будешь слишком стар, чтобы измениться. Горечь и разочарование будут преследовать тебя всю оставшуюся жизнь. Помоги себе сам, Норман. Потому что твоя мать на это не способна.
Мама усмехнулась. То ли она не поняла, что я соврал, то ли ей не было до этого дела. Эта двусмысленность создала внутри меня пустоту – пространство, где гнездились демоны Ника.
Я начал тереть унитаз.