Без вести пропавшая

И было также кое-что другое. Логическим следствием этого был вывод, что Тэйлоры вообще не имели понятия о том, где находится Вэлери. На протяжении более двух лет они ничего не слышали о ней. И если они оба были действительно озадачены письмом, тогда за этим следовал еще один неизбежный вывод: Тэйлоры были полностью не в курсе дела. Давай, Морс! Продолжай! С гладкой неизбежностью куски мозаики ложились на свое место. Продолжай! Ну, если эта гипотеза была верна, то с подавляющей вероятностью, Вэлери была жива, и она сама написала письмо. Все было так, как сказал Петерс, что это была она; так, как сказал Льюис, что это была она; так, как сказал сам Морс, что это была не она. Более того, как он узнал накануне вечером, на ту же мысль наводило в частности очень интересное доказательство, которое невольно подтвердил Эйкам: он сказал, что Вэлери всегда использовала выражение «все в порядке». И по возвращении Морс проверил письмо еще раз:

«Просто, чтобы вы знали, у меня все в порядке, так что не волнуйтесь. К сожалению, я не писала раньше, но у меня все в порядке».

И Айнли (бедный старина Айнли!). Ему не только было известно, что она жива; он на самом деле нашел ее – теперь Морс был уверен в этом. Или, по крайней мере, он обнаружил, где она может находиться. Флегматичный, кропотливый старый Айнли! На взгляд любого – лучший полицейский, лучше, чем сам он когда–либо будет. (Разве не Стрейндж сказал то же самое – в самом начале?). Вэлери никогда бы не смогла вообразить, в полной мере, тот ажиотаж, который возникнет с ее исчезновением. В конце концов, сотни молодых девушек пропадали без вести каждый год. Сотни. Но если бы она вдруг узнала об этом, как долго она молчала бы после этого? Если бы Айнли на самом деле встретил ее и сказал ей? Казалось, вполне вероятно, что уже на следующий день она бы села и написала своим родителям. Это все. Просто краткое маленькое письмо! И его дали бесценному Морсу. Большое дело. Господи! Какой кошмар, какой ужасно безобразный балаган он устроил из всего этого!

Поезд уже подъезжал к пригороду Лондона, Морс вышел в коридор и закурил. Только одно беспокоило его теперь: мысль, которая мелькнула в его голове, когда он стоял возле станционного буфета и смотрел на Кемпийски-стрит. Но он достаточно скоро будет знать, верна ли она; потому что очень скоро он узнает все.

Глава сороковая

Было чуть больше 10.30 вечера, когда он заплатил и дал чаевые водителю такси: это ему стоило дороже, чем билет первого класса за проезд до Лондона. В вестибюле здания он нашел, как и прежде, лифты для четных этажей слева и для нечетных – справа от него. Он помнил этаж. Ну, конечно, же.

Она была ослепительна. Это был самый лучший эпитет для нее, хотя было много и других. Она была одета в тонкий черный свитер, под которым ее полные, и без бюстгальтера, груди волнующе покачивались; и длинная черная юбка с высоким разрезом вдоль ноги создавала возвышенную неопределенность того, что она носила под ней. Ее рот, так же, как в последний раз, был липко соблазнителен, губы влажны и слегка приоткрыты, между ними белели ровные зубки. Господи, помилуй наши души!

– Что бы вы хотели выпить, инспектор? Виски? Джин?

– Виски, пожалуй, было бы прекрасно.

Она исчезла на кухне, а Морс быстро подошел к небольшой полке с книгами рядом с глубоким удобным диваном. Он начал быстро открывать обложки книг, и так же быстро ставить их обратно. Только одна из них привлекла его внимание, причем на несколько секунд, его серые глаза на мгновение вспыхнули блеском удовлетворения, как будто находка не стала для него неожиданностью.

Он сидел на диване, когда она вернулась с виски в большом бокале, и опустилась рядом с ним.

– А ты

не выпьешь?

Их глаза встретились, и она задержала его взгляд.

– Через минуту, – прошептала она, взяв его за руку, кончики ее пальцев нежно и медленно поглаживали его запястье.

Он мягко взял ее за руку, и в эти короткие сладкие секунды острые ощущения, как от резкого удара электрическим током, прострелив жилы, молнией ударили его по вискам. Он посмотрел на нее сверху вниз, осторожно потрогал левую руку, и увидел в нижней части указательного пальца слабую белую линию старого шрама – вроде того, какой был упомянут в медицинском заключении Вэлери Тэйлор, когда она порезалась о нож – в Кидлингтоне, еще будучи ученицей в школе «Роджер Бэкон».

– Как мне называть вас? – спросила она вдруг. – Я не могу всю ночь обращаться к вам «инспектор», или могу?

– Это забавно, – сказал Морс, – но никто никогда не называл меня первым именем.

Она слегка коснулась его щеки губами, и ее рука медленно двинулась вверх по его ноге.

– Неважно. Если вам не нравится ваше имя, вы всегда можете изменить его. Потому что нет никакого закона, запрещающего это.

– Нет, нет. Я всегда мог изменить его, если бы захотел, я полагаю. Так же, как ты изменила свое.

Ее тело напряглось, и она убрала руку.

– И что это должно означать?