В последние годы убежища и клиники стараются учитывать потребности жертв издевательств. Сохранение рабочего места нередко поощряется; в убежищах установлены изощренные системы безопасности, которые это допускают. В некоторых убежищах теперь разрешено пребывание мальчиков-подростков вместе с матерями; семьям позволено держать домашних питомцев; в других убежищах не запрещено общение с семьей и друзьями. Однажды по приглашению Кандаса Волдрона, бывшего исполнительного директора кризисного агентства Healing Abuse Working for Change в Салеме, Массачусетс, я приехала в их новое ультрасовременное убежище. Раньше на его месте было старое убежище, где побывали Дороти и Кристен, – крошечный домик в переулке, на самом берегу океана, с которого на узенькие дорожки заметает песок. Новое убежище разместилось в элегантном викторианском здании на широком бульваре, множество камер наблюдения спрятано от глаз по всей территории; здесь хватает места для восьми семей, есть три отдельных кухонных зоны. Есть лифт, детская с массой игрушек, холлы и лестничные пролеты ярко покрашены и увешаны картинами с цветами. Во дворе небольшая песочница. Убежище, как и должно быть, просторное и светлое, но лишено индивидуальных черт, характерных для большинства наших домов, например, семейных фото или постеров, детских рисунков, безделушек, книг, дисков.
Это заведение экстра-класса: есть игровые зоны, безопасность безупречна, условия отличные. И всё же, даже в самом лучшем варианте, убежище – это полный разлад. Высказываясь против убежищ, такие правозащитники как Данн идут против течения. Она признает: «Мое мнение в среде борцов против домашнего насилия не пользуется популярностью». И это несмотря на то, что большинству убежищ хронически не хватает финансирования, их открытие и закрытие зависит от бюджета штата или округа. К тому же, действительность показывает, что убежища не дают жертвам и их семьям временной передышки и не обеспечивают долгосрочного решения проблемы.
Комментируя мою статью в
Не могу оспаривать утверждение автора письма. Вынуждена признать, что этим двум реальностям сосуществовать нелегко: убежища и правда необходимы для спасения жизней, но они оказываются тупиком.
Данн тоже соглашается, что иногда убежище необходимо. Она рассказала о текущем деле: агрессору решением суда было предписано ношение GPS-браслета для отслеживания перемещений. Он не явился в участок для примерки браслета, по сути он был в бегах; для его жертвы убежище было наилучшим вариантом. Часто убежище спасает на пару ночей, чтобы страсти улеглись. Но по мнению Данн, убежище – это тюрьма для женщин, где царят строгие правила и действует комендантский час, она утверждает, что дети, лишившись привычного окружения и семьи, получают серьезную травму. Даже в лучших убежищах, вроде того, что я посетила в Массачусетсе, люди с психологической травмой оказываются рядом с себе подобными. Семьям, как правило, предоставляют только одну большую комнату.
Данн предлагает представить любое другое преступление, где толчок к изменениям и утрата гражданских свобод ложится на плечи жертвы. «Убежища спасают жизни подвергшихся издевательствам женщин, – рассуждает Данн, – но, на мой взгляд, крайне несправедливо с нашей стороны предлагать такой ответ».
Сегодня есть все основания постараться оставить жертв в привычном окружении вне убежища, построить вокруг них своего рода защитную стену. Один из вариантов – временное жилье. Оно отличается от убежища тем, что предоставляется на более долгий срок, и в большинстве случаев обеспечивает большую автономию. Сегодня во многих городах в том или ином виде есть временное жилье, и чтобы посмотреть, как оно выглядит, я встретилась с Пег Хаксило. Она – бывший исполнительный директор Окружного союза безопасного жилья в Вашингтоне, и учредитель высоко оцененной на общегосударственном уровне как пример для подражания программы временного жилья.