Без жалости

А через два дня, "Комсомольская правда", выдала большую статью, посвящённую деятельности, молодого и подающего большие надежды комсомольца — студента МГУ. Ну и там, он пафосно излагал, как комсомол продвигает в массы свою идеологию, борется с политической несознательностью по всем фронтам и даже на ниве песен. Сообщал, что мои песни, затрагивают такие отрасли как — забота о природе, о чём поётся в песне "Лебединая верность". Не забыты подвиги истинных революционеров, таких как тов. Калинин, Фрунзе, и другие — о тяжкой доле которых, говорится в песне "Владимирский централ", куда их упрятал кровавый, царский режим. Чтобы они не творили "доброе и светлое". Ну и всё такое, в том же роде. Я бы этот материал подал более сжато, а этот писака растянул на почти половину страницы. А фотка ничего так получилась, симпатичная.

Сонька была безумно счастлива, что мордаха её любимого появилась в газете и она её долгое время не выпускала из рук, читая-перечитывая всё что там про меня написано. Когда я попробовал постебаться над текстом, строго на меня посмотрела, да так, что я все слова проглотил, которые хотел сказать. А она снова с умилением таращилась в газету. Блин, ну не понимаю я этого. Вот он я — живой, рядом сижу, а она в газету пялится. Ну, не понимаю!

После выхода этой статьи, каждая вторая сволочь, спешила меня поздравить, руку пожать, спросить какую-нибудь хрень. Надоело до тошноты. Да ещё и на улице начали узнавать и пальцем тыкать — смотри, это же товарищ Онищенко, поэт и композитор!

Некоторое время я злился, а потом махнул рукой, не обращая внимания на восторженных идиотов. Наш декан, тоже номер отколол. Откуда-то притащил рояль и установил его в одном из лекционных залов, сказал — это для тебя Володя. Ну, спасибо, хотя порадовало. Играть мне начало нравится. Я мог часами наигрывать всевозможные партии фортепиано, когда-то мной сыгранные или просто мною слышанные. Память работала великолепно, руки слушались, пальцы сами порхали по клавиатуре, выдавая чарующие звуки всевозможных музыкальных произведений. На мои импровизированные концерты в университете, собиралось много народа, посидеть, послушать… Да мне и самому это было в удовольствие. Мозг, как будто отключался, оставляя меня наедине с музыкой. Странный эффект.

* * *

Беда пришла, откуда её не ждали. Пусть, это не касалось меня напрямую, но задевало интересы знакомых мне людей, которых я уже привык считать если не друзьями, то хорошими знакомыми. Арестовали портного Карла Ивановича.

Это печальное известие, мне сообщила плачущая управдом, Янина Александровна, пока Нина Васильевна отпаивала её чаем. Поразмыслив, я принял решение вмешаться. Мало ли какие "признания" из него выбьют? Возьмёт и обо мне упомянет, и за мной приедут. Я-то чёрт с ним, свалю в любой момент. А Сонька? А родители? Да и другим общим знакомым не поздоровиться, под пытками расскажешь даже то, чего не знаешь.

— Куда его увезли? — спросил я.

— На Лубянку, сейчас всех туда свозят, — вытирая слёзы, ответила Янина.

— Ясно, — кивнул я, — Если у меня получится его выдернуть, его есть куда спрятать?

— Володенька, что ты можешь сделать, — отмахнулась управдом, — Подвалы Лубянки глубокие. Туда таких людей забирают, что…

— Янина Александровна, — прервал я её, — Я просто спросил — ему есть, куда скрыться? Так, что бы не нашли при всём желании.

— На определённое время есть, — хлюпнула она носом и снова взялась за свой огромный платок, — А потом… Впрочем, это невозможно.

— Я знаю точно, невозможное — возможно, — хмыкнул я.

— Стихи? — подняла глаза Янина.

— Песня. Хорошая песня, — кивнул я, — К ночи подготовьте всё возможное, чтобы надёжно спрятать Карла Ивановича. Ну, а я приму меры, чтобы доставить его к вам.

— Ой, не знаю, почему я вам верю, Владимир, — согласно кивнула Янина и ушла. Сонька встревоженно смотрела на меня и молчала.

— Всё будет хорошо, малыш, — вздохнул я и пошёл искать тёмную ткань, мне нужна была маска, чтобы рожу прикрыть. Нечего своей физиономией сверкать, где не надо.

* * *

И вот наступила долгожданная ночь. Лето, зараза, темнеет очень поздно. Накинув на себя Невидимость, на пределе скорости направился на эту хренову Лубянку, проскользнул мимо часовых, через вестибюль и пошёл искать, где тут камеры заключённых. Разумеется, по всей логике, они должны быть в подвалах, куда я и направился в первую очередь. Мда… Не смотря на свою чёрствость и цинизм, многое виденное даже меня пробрало до костей. Лубянка не спала, Лубянка работала.

Было несколько допросных комнат, где из арестованного люда добывали показания экспресс способом. Просто прессовали. Раздавались крики боли, ударов, маты палачей. И это всё гулко разносилось по коридорам, заставляя в страхе сжиматься остальных заключённых. Скоро наступит и их очередь.