Без жалости

И всё это, доставило мне массу как приятных, так и не очень приятных последствий…

* * *

— У вас совесть есть? — спросил я очередного "ходока", отправленного очередным деятелем очередной организации для приглашения меня на очередную массовку.

— Но вы поймите нас правильно, товарищ Онищенко. Комитетом нашей организации, утверждён план мероприятий, в котором единогласно принято решение о вашем участии в нашем мероприятии, — убеждал меня мужик, грозно сверкая глазами.

— Вы в своём уме, гражданин? — не выдержал я такого издевательства, — Какой комитет, какой план, какое такое решение? Каким боком я отношусь к вашему комитету, мероприятию и каким образом, вы умудрились за меня решить, где и как я буду выступать? И почему вы решили, что я обязан выступить именно на вашем мероприятии и именно на вашей фабрике?

— Вы не понимаете! Вы обязаны…

— Я обязан только своим родителям, университету, Родине и правительству СССР! — повысил я голос, — Вам я ничего не обязан!

Ещё какое-то время, этот делегат пробовал настаивать, но я закусился и только отрицательно мотал головой. Наконец, обозвав меня "безответственным", он гордо удалился, а я устало посмотрел на моего декана, в кабинете которого происходил этот разговор.

— Володя, ты не прав, — попробовал меня вразумить Олег Дмитриевич, — Иногда необходимо поступиться со своими интересами и желаниями. Неужели тебе так трудно съездить к ним и выступить?

— Честно? Очень трудно. Это же не первый и даже не десятый деятель, который приходит с подобной просьбой. Да блин, какая нафиг просьба? Они не просят, они ставят перед фактом и требуют! Я старался, шёл людям навстречу, ездил, выступал, но мне это всё обрыдло до тошноты. Ладно, один раз, два, но не каждый день и не по несколько раз в день. У меня не остаётся никакого времени на учёбу, на личную жизнь. Я уже дёргаюсь от любого шороха. Моя невеста вздрагивает, при приближении любого незнакомого человека. Меня подстерегают на выходе из МГУ, по дороге к дому, у подъезда, у дверей квартиры. Мне всё это надоело.

— Пойми, люди хотят…

— Не люди! Это — не люди. Это популисты и конъюнктурщики, которые за чужой счёт подымают свой авторитет и в отчётах гордо козыряют известной фамилией. Я терпел. Я очень долго терпел. Но сегодня, моё терпение закончилось. Больше, никаких выступлений, так и передайте всем, кто придёт по мою душу. А тем, кто снова приблизится ко-мне с подобными предложениями, я буду челюсти набок сворачивать.

Вот на такой, позитивной ноте и закончился наш разговор. Спустя какое-то время в народе пошёл слух, что я очень злобный и неконтактный монстр, который очень болезненно реагирует на "совершенно не в чём неповинных людей", не считаясь с их возрастом и положением. Да и наплевать.

* * *

Из дома пришло сразу несколько писем, которые я с некоторым трудом выкопал из той массы макулатуры, которую начали таскать на мой адрес почтальоны. В основном это были письма от всевозможных поклонников и различные приглашения "прийти и выступить". Но как же их было много! Но приходилось скрупулёзно рассматривать каждое письмо, прежде чем откинуть в сторону, вдруг оно от родни.

Мама сообщала новости из Кантемировки, кто с кем, кто кого, радовалась моим успехам. Ехидно поинтересовалась, как это она не смогла заметить моего увлечения музыкой и игру на в хлам убитом пианино в клубе. Но тут же подчёркивала, что рада моим успехам и что это увлечение пошло мне на пользу. Ну и хорошо, значит, мои намёки не пропали зря, и всё было понято правильно.

Федька отписался своим корявым почерком. Пишет, что скучает, новостями делится. Может его сюда выдернуть? Если честно, не знаю, куда его тут определить. Вернее, пристроить его есть куда, но брать на себя хлопоты ещё о ком-то, я пока морально не готов. Это же и жилье, и содержание и многое-многое другое. Вот родню, не помешало бы сюда забрать, но пока не нашёл весомого повода и чтобы инициатива не от меня исходила. С мамой всё просто, а отец? Как его-то выдернуть? Не поймут партийные товарищи, если вдруг всё бросит и в Москву рванёт.

Сам отец тоже отписался, пишет, как гордится, как переживает за меня. Удивляется тому, что как раньше не обращал своего внимания, на мою увлечённость музыкой и поэзией. Ну, это намёк на то, что и у мамы, тоже человек в теме. Просит фотографии выслать. А то, те, которые из газет, не со всем то, что надо. Кстати да, надо бы нам с Сонькой пощёлкаться, что-то я упустил этот момент.

Соньке её мама письмо прислала. Что там пишет, я не читал, там Сонька слёзы лила. Когда проплакалась, зачитала. Тётя Роза сообщила грустное известие — умерла баба Маня. Ушла легко. За день до смерти, обошла всех родных и знакомых, со всеми попрощалась, а вечером спокойно легла спать полностью одетой и во всём чистом. И не проснулась. Этот вечер был самым грустным в нашей совместной с Сонькой жизни, бабу Маню было очень жаль, она была великой женщиной.

* * *

Кремль. Кабинет Сталина И.В.

— Ну, что скажешь Лаврентий? — спросил Сталин, показывая на несколько пачек бумаги, аккуратно уложенных в папки.