Без жалости

— Он самый, — кивнул я.

— Скажите, Владимир Григорьевич, почему вы не хотите отвечать на вопросы участкового Тихомирова?

— Простите, не знаю, как вас звать…

— Это вы меня извините, замотался совсем, — устало потёр лицо ладонями, — Старший уполномоченный УР, Столыпин Илья Николаевич.

— Столыпин? — переспросил я и невольно улыбнулся.

— Столыпин, — кивнул он, ухмыльнулся, но тут же снова спросил серьёзным тоном, — Так в чём причина вашего отказа от дачи объяснений?

— Извините, Илья Николаевич. Но я не слышал никаких вопросов, — ответил я, как можно более искренне, — Ваш участковый сходу заявил, что его не интересует моё мнение, назвал меня преступником, искалечившим невинных людей. Что я пьяный пристал к ним, потом избил. И потребовал меня признать свою вину в совершённом преступлении. Я с этим как-то не согласен, поэтому и отказался разговаривать без адвоката. Я даже согласился, тихо, мирно дождаться его в камере. Но без адвоката, я с ним разговаривать, не намерен.

— Вот как? — покосился Столыпин на участкового, а тот слегка порозовел и возмущённо сказал:

— Не так всё было! Я не говорил такого!

— Минутку, — перебил я его, — Вы в самом начале разговора, перечислили травмы подавших на меня заявление и заявили, цитирую дословно — "Вы обязаны отвечать на вопросы. Когда ваша вина будет установлена, то вы понесёте всю полноту наказания за своё преступление". Всё верно? У меня очень хорошая память. А на мой вопрос об опросе свидетелей, вы меня вообще заткнули, сказав, чтобы я вам не указывал. Я нигде не ошибся? Так о чём мне разговаривать с участковым, который всё уже для себя решил? Вот моя причина отказа от любых объяснений и требование предоставить адвоката.

— Ясно, — Столыпин нервно пробарабанил пальцами по столу и снова покосился на Тихомирова, — Ладно, оставим это. В адвокате нет необходимости, вы приглашены для выяснения обстоятельств, в связи с поданными на вас заявлениями граждан. Вы можете ответить на несколько вопросов?

— Нет проблем, Илья Николаевич, — ответил я, — Спрашивайте…

* * *

Из отделения милиции, я шёл в слегка приподнятом настроении. Оказывается не все в милиции козлы, есть и достойные люди. Спокойно, деловито Столыпин меня опросил, выяснил кто, как и чего, попутно тыкая носом Тихомирова в некоторые нюансы дела. Потом вынес резолюцию — хулиганские действия и попытка вымогательства со стороны так называемых потерпевших. Поинтересовался, буду ли я подавать на них заявление — я отказался. Нафиг оно мне надо? После чего, пожал мне руку и распрощался.

Сделав ручкой Тихомирову, я ехидно поинтересовался, как там моя камера — готова или ещё нет? Когда мне с повинной приходить? Он что-то невнятно прогудел себе под нос и сделал вид, что чрезвычайно занят. Ну и хрен на него, меня дома Сонька ждёт, волнуется.

* * *

Проскочило ещё несколько недель, справили шумно и весело Сонькин день рождения. Она теперь почти взрослая девушка, семнадцать лет. Гуляли так же, в "Метрополе". На удивление, народа припёрлось ещё больше чем ко мне. То ли им халява понравилась, то ли Сонька популярнее, чем я, но людей набилось битком, что персоналу пришлось перетаскивать дополнительные столы из малого зала в большой. Гудели всю ночь, да так, что Соньку пришлось на руках до машины нести, а потом от машины до кровати. Не выдержала душа праздника, наклюкалась как поросёнок. Хотя, сколько ей там надо было? Три фужера вина и отъехала. Всё рвалась танцевать, петь песни, а потом тихо уснула у меня на плече. Впрочем, фигня, с кем не бывало? А вот за подарками, пришлось ехать на следующий день. Надарили столько, что ездил дважды — одним рейсом не смог увезти. Чего там только не было — книги, шмотки, игрушки, посуда… Много чего. Я и не ожидал, что у Соньки столько знакомых. Вот тебе и тихоня, всё время на глазах.

А потом, мне позвонил главреж ВРК Коробейников Виталий Сергеевич. И волнуясь, сообщил, что с льдины забрали "папанинцев" и нужно как-то освятить это грандиозное событие мирового масштаба. Я подумал и согласился.

А событие было действительно грандиозным. В течение целого года, всю страну держали в напряжении, рассказами о первой в мире советской полярной научно-исследовательской дрейфующей станции — "Северный полюс-1". Героической четвёрке полярников, под командой Ивана Дмитриевича Папанина.

Сейчас на всю страну шло сообщение о том, как ледокольные пароходы "Таймыр" и "Мурман" сняли четвёрку зимовщиков 19 февраля 1938 года за 70-й широтой, в нескольких десятках километров от берегов Гренландии. Честно говоря, геройские мужики. Я бы не смог жить 274 дня среди торосов, на диком холоде и постоянном страхе провалиться под лёд. Я бы скорей всего сам от тоски утопился в ближайшей проруби, чем так мучиться. Ну, не герой я, не герой.