Безбилетники

– А кому когда давали? России, может, давали? Но у русских есть свое Куликово поле, а у украинцев – нет. Мифа нет без победы, а победы – без войны. У Украины побед не было и быть не могло, поскольку победы украинцев встроены в русскую или польскую историю. Все сугубо свое, украинское, будет неизбежно бедным. Поэтому Украина рано или поздно обречена войти в чужую орбиту, принять чужой миф. Увы, Украина – это роза, привитая и расцветшая на русской почве. Без этого корня она будет чахнуть, превратится в колючий шиповник. Да, она будет существовать, но она выродится. Живые побеги расползутся по иным садам, а основное растение задавят более сильные культуры, нравится это нам или нет. История жестока. Но поскольку история – это книга с открытым концом, и невозможно раз и навсегда установить вечный мир, прочертить окончательную границу, расставить все точки, то здесь всегда будут жить силы беспокойства, поиска себя, сомнения.

– А Киевская Русь? – отвечал Лужа. – Чем тебе не миф? Она древнее России, а значит, ее корни глубже. И она неизбежно обратится к себе, заново прорастет в своей национальной почве. Это все – вопрос времени. Кончится эра перекрасившихся коммуняк, и национальное самосознание вернется к своему прошлому. Главное – укреплять его, воспитывать, поливать эти корни. Конечно, это будет непросто. Нас гнобили поляки, потом царская Россия, потом СССР. Но мы сохранили самосознание, и теперь нам, как молодой нации, которая еще только формируется, представлен исторический шанс.

– Ницше говорил: фанатик легко занимается отрицанием, но когда формирует образ поклонения, то становится невероятно близорук, – парировал Силин. – Куда проще отрицать СССР, царя, поляков. Но меня всегда удивляло, почему вы сильны только «программой минус». Создайте нечто положительное, причем подлинно свое, ни на кого не похожее, и чтобы это всем понравилось. Вы в этом своем национализме сидите, как в смирительной рубашке, точнее – вышиванке. Киевская Русь? А ты думаешь, что там не было бардака? Ведь это – времена удельных князей и бесконечных междоусобиц. Вы остались там, в древней раздробленной Руси, и ваша история остановилась. Вы хотите перекинуть мост в прошлое, но что дадут вам те корни? Чему научат? Россия отказалась от национализма, и это дало ей новое поле для жизни, для расцвета, нравится это или нет. Именно поэтому в ней творило столько иностранцев. Поэты, ученые, все эти Беллинсгаузены и Багратионы – они же стали русскими. И это преодоление национальных границ – достижение, поскольку в них сформировалась новая, более сложная реальность.

– А мне кажется, это говорит о том, что русские не способны на свою идентичность. Они не способны на подлинно свое, русское, поэтому и берут с мира по нитке, – говорил Лужа. – Они даже на протест против тирана не способны. Они всегда рабски поклонялись тому, кто жесток с ними. Вот хотя бы на это посмотри. – Он поднял рюмку. – У нас все пьют самогон. Сами гонят, сами пьют. Потому что мы – хозяйственные. А в России пьют только водку. Казенку, понимаешь? Они платят государству за то, что можно самим сделать в два щелчка. Почему не делают?

– Может, потому что – государственники?

– Нет. Или потому что ленивые, или потому что боятся! Русские просто органически неспособны к труду на себя. На свое, личное благо.

– Если бы боялись, то не победили бы ни Наполеона, ни Гитлера. И с турками едва бы справились. Пустили бы себе в огород цивилизаторов, как Мазепа… Хотя иногда мне кажется, что украинский национализм – он вообще не терпит государственности. Вы защищаете жесткую националистическую структуру, но если она появится, – вы в два прыжка станете анархистами.

– Почему?

– Потому что она потребует от вас жертвовать на благо родины, а вы же все индивидуалисты, вам свобода нужна. – Силин неожиданно обернулся к Тому, как бы беря его в союзники.

– Вот всегда так с националистами: ты им про высшие смыслы, а они тебе про садок вышнэвый. А ты что думаешь?

– Я? А я не думаю про все это, – сказал Том.

– А ты попробуй. Думка мозг развивает, – с чувством сказал Лужа.

Том пожал плечами.

– Вот была у меня раньше под окном клумба. Цветы там такие высокие росли, не знаю как называются. Белые, розовые. Шмели над ними летали, бабочки всякие. Даже алкоголики не опорожнялись там, – до того было красиво. А потом пришла славная перестройка, и клумба превратилась в грязную помойку.

– Да, со славой Михаил Сергеевич состоял в беспорядочных связях, – невпопад ввернул Силин.

– Я так и не понял, как это произошло, – продолжал Том. – Клумба вроде бы и против СССР не голосовала, и независимость не поддерживала. Я также не уверен, что клумба – символ проклятого совка, поскольку нравилась она всем независимо от убеждений. Она вообще была как-то в стороне от политики. Лично я не припомню ни одной листовки против клумбы, но она взяла и умерла. Ради новых светлых идей ее потребовалось затоптать. Почему?

Том выпил рюмку, шумно вдохнул носом. Его никто не перебивал.