Читаем Безбилетники полностью

– Гражданин начальник, сейчас наш поезд уйдет! – повторил Монгол.

Участковый небрежно глянул в паспорта, и, кивнув сержанту, сказал:

– Петя, а ну досмотри их.

Сержант взял сумку Монгола, расстегнул змейку.

Среди носков и пакетов с крупой он заметил облупленную по краям красную флягу-книжку, достал ее, болтанул в руке. Тяжелая фляжка утробно булькнула, как бы подчеркивая, что полна до краев.

– Что здесь? – в его вопросе зазвенели плохо скрываемые нотки предвосхищения победы.

– Вода, – сказал Монгол.

– Вода? – недоверчиво переспросил милиционер, и его брови прыгнули вверх. Хохотнув, он с театральным жестом отвинтил крышку, понюхал содержимое. Недоверчиво пригубил. Монгол не обманывал.

Том сразу поскучнел. В его сумке лежала двухлитровая бутылка спирта. Перед сном он положил ее сверху, чтобы было удобно спать.

– А почему через нашу станцию? – подозрительно спросил сержант Петя.

– В Запорожье поздно приехали. Деньги кончились. Потом сюда, на электричке.

– Что ж вы, без денег, и в Крым?

– Так мы ж не отдыхать, мы к другу. Отпустите, а?

– А может, вы воры-гастролеры? – сурово спросил участковый.

– Та посмотрите на нас. Он волосатый, я лысый. Какие мы гастролеры? Это ж форменное палево, – засмеялся Монгол.

В этот момент тепловоз призывно свистнул. Монгол тоскливо посмотрел в окно.

У ментов, видимо, тоже что-то екнуло. Участковый кивнул сержанту, тот засуетился.

– Так, теперь ты! – сержант поставил на стол сумку Тома. Быстро расстегнул змейку, вытащил бутылку.

«Какая нелепая утрата. И врать глупо, – все равно же проверит», – мелькнуло в голове.

Сержант поставил бутылку на стол, брезгливо ковырнув в недрах сумки, затем взял спирт, и, вложив его назад в сумку, застегнул молнию.

– А теперь быстро отсюда! – крикнул участковый.

Не дожидаясь повторного приглашения, они ринулись к выходу. В этот момент из кармана Монгола вылетела его граненая стопка, и, ударившись о каменные плиты, брызнула осколками по полу.

– Ха-ха-хахахахаха! – захохотал Косматый.

Поезд еще раз призывно свистнул, звякнули замки вагонов.

– А-аа! – заорал участковый, добавив пару крепких выражений. – Забрали осколки, и вон отсюда!

Поезд тронулся. Проводница уже убрала подножку, но, увидев двух бегущих пассажиров, участливо закричала:

– Давайте быстрее, мальчики! Запрыгуйте!

Они влезли в вагон. Успокоились, немного отдышались.

– Докуда едем?

Убедившись, что поезд набрал скорость, Монгол широко улыбнулся и ответил:

– А докуда довезете.

– Так, новости! На следующей станции выходьтэ! – сурово отрезала проводница.

– А какая следующая?

Женщина отвернулась, не удостоив их ответом.

Они снова спрятали вещи на третьей полке и пошли гулять по поезду.

– А спирт не нашли, вот балбесы! – засмеялся Том.

– Ага. И ориентировок на нас нет. – Монгол широко распахивал дверь очередного тамбура.

– Думаешь, вообще нет, или до этой дыры еще не добрались?

– Не знаю.

Поезд был забит битком, лишь в последнем вагоне пустовало несколько плацкарт. Они подсели в одну, где дремал лишь один седобородый старичок в пиджаке.

Том вглядывался в неродной пейзаж за окном, и никак не мог сообразить, что же в нем изменилось. Чем отличались все те же тополя, кусты, трава от его родных мест? Вроде все то же, но что-то в них было не то. Они стали будто суше и в то же время расслабленнее, привычнее к солнцу. Да и само солнце стало светить чуточку ярче, придавая зелени особый, южный блеск.

После очередной станции в плацкарт зашел здоровенный мужик.

– Це мое мисцэ! – сказал он, глядя на Тома сверху вниз.

Том молча пересел на боковуху.

Старичок напротив проснулся.

Мужик сел на свою полку, снял пиджак. Долго и осторожно вешал его на крюк рядом с окошком. Затем достал из сумки сало, хлеб, яйца, огурцы, фляжку и небольшую походную рюмку. Наполнил ее до краев, выпил залпом, не смотря по сторонам, полностью погрузившись в процесс поедания пищи. Старичка соседская трапеза не интересовала. Он снова задремал, время от времени просыпаясь, чтобы ненадолго взглянуть в окно. Новый пассажир выпил еще одну рюмку, закусил. Затем свернул объедки, спрятал бутылку в сумку, вытер стол, откинулся назад, и, довольно поглаживая живот, сказал:

– От скоро прийдэмо до влады, и будэ порядок.

Пассажир напротив открыл глаза. Ему явно не хотелось говорить, но, видимо почувствовав, что не ответить невежливо, спросил:

– Кто это – вы?

– Националисты, – тихо, но с едва сдерживающейся гордостью сказал мужик.

Старичок не ответил.

– А вы, я бачу, с Восточной, – продолжал мужик. – У вас тута все по-другому. Чыновныкив годуетэ.

Старичок пожал плечами.

– Все сами себя кормят, – осторожно и вроде бы дружелюбно протянул он. – Вон, только флот поделили, а уже корабли туркам продают. По цене металлолома. От ядерного оружия отказались.

– Розумиетэ, то зараз останне поколиння тых, хто правыв при совке. – Мужик положил на стол свои огромные тяжелые руки. – Цэ ж вси комуняки перекрашэни. Будэ новэ поколиння, чэсна молодь прийдэ до влады. А мы допоможэмо.

– Поможете? Как?

Мужик хищно засмеялся.

– Та як… Звисно як, – зброею[5].

Старичок замолчал.

Перейти на страницу:

Все книги серии Extra-текст

Влюбленный пленник
Влюбленный пленник

Жан Жене с детства понял, что значит быть изгоем: брошенный матерью в семь месяцев, он вырос в государственных учреждениях для сирот, был осужден за воровство и сутенерство. Уже в тюрьме, получив пожизненное заключение, он начал писать. Порнография и открытое прославление преступности в его работах сочетались с высоким, почти барочным литературным стилем, благодаря чему талант Жана Жене получил признание Жана-Поля Сартра, Жана Кокто и Симоны де Бовуар.Начиная с 1970 года он провел два года в Иордании, в лагерях палестинских беженцев. Его тянуло к этим неприкаянным людям, и это влечение оказалось для него столь же сложным, сколь и долговечным. «Влюбленный пленник», написанный десятью годами позже, когда многие из людей, которых знал Жене, были убиты, а сам он умирал, представляет собой яркое и сильное описание того исторического периода и людей.Самая откровенно политическая книга Жене стала и его самой личной – это последний шаг его нераскаянного кощунственного паломничества, полного прозрений, обмана и противоречий, его бесконечного поиска ответов на извечные вопросы о роли власти и о полном соблазнов и ошибок пути к самому себе. Последний шедевр Жене – это лирическое и философское путешествие по залитым кровью переулкам современного мира, где царят угнетение, террор и похоть.

Жан Жене

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
Ригодон
Ригодон

Луи-Фердинанд Селин (1894–1961) – классик литературы XX века, писатель с трагической судьбой, имеющий репутацию человеконенавистника, анархиста, циника и крайнего индивидуалиста. Автор скандально знаменитых романов «Путешествие на край ночи» (1932), «Смерть в кредит» (1936) и других, а также не менее скандальных расистских и антисемитских памфлетов. Обвиненный в сотрудничестве с немецкими оккупационными властями в годы Второй Мировой войны, Селин вынужден был бежать в Германию, а потом – в Данию, где проводит несколько послевоенных лет: сначала в тюрьме, а потом в ссылке…«Ригодон» (1969) – последняя часть послевоенной трилогии («Из замка в замок» (1957), «Север» (1969)) и одновременно последний роман писателя, увидевший свет только после его смерти. В этом романе в экспрессивной форме, в соответствии с названием, в ритме бурлескного народного танца ригодон, Селин описывает свои скитания по разрушенной объятой пламенем Германии накануне крушения Третьего Рейха. От Ростока до Ульма и Гамбурга, и дальше в Данию, в поездах, забитых солдатами, пленными и беженцами… «Ригодон» – одна из самых трагических книг мировой литературы, ставшая своеобразным духовным завещанием Селина.

Луи Фердинанд Селин

Проза
Казино «Вэйпорс». Страх и ненависть в Хот-Спрингсе
Казино «Вэйпорс». Страх и ненависть в Хот-Спрингсе

«Казино "Вэйпорс": страх и ненависть в Хот-Спрингс» – история первой американской столицы порока, вплетенная в судьбы главных героев, оказавшихся в эпицентре событий золотых десятилетий, с 1930-х по 1960-е годы.Хот-Спрингс, с одной стороны, был краем целебных вод, архитектуры в стиле ар-деко и первого национального парка Америки, с другой же – местом скачек и почти дюжины нелегальных казино и борделей. Гангстеры, игроки и мошенники: они стекались сюда, чтобы нажить себе состояние и спрятаться от суровой руки закона.Дэвид Хилл раскрывает все карты города – от темного прошлого расовой сегрегации до организованной преступности; от головокружительного подъема воротил игорного бизнеса до их контроля над вбросом бюллетеней на выборах. Романная проза, наполненная звуками и образами американских развлечений – джазовыми оркестрами и игровыми автоматами, умелыми аукционистами и наряженными комиками – это захватывающий взгляд на ушедшую эпоху американского порока.

Дэвид Хилл

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза