Бездна

В чём изменились?.. Переели сладкого? Тоже не скажешь, пока только Гавгамел ушёл лупать скалу, да ещё Тартарин возвращается с дальних окраин Москвы, весь прокопчённый пожаром войны, похудевший, но с радостным известием, что наконец-то выдержали натиск Бездушных и даже отбили у них целый район, теперь перевести дух, перегруппироваться – и можно в контратаку.

Когда я из своего мирного благоустроенного района в Южном Бутово плавно перехожу в места, где бухают взрывы, небо в зареве пожаров, а на горизонте боевые машины врага, то смутно чувствую, что в этом что-то есть нужное нашей психике, но сам пока до такого ещё не дошел и даже пробовать не хочу, чувствуется то ли отступление, то ли сдача старых добротных принципов.

Через площадь навстречу молодая женщина, столкнёмся, вся в солнечных лучах, походка лёгкая, но неспешная, сразу видно, никуда не спешит, на лице довольная улыбка, всё хорошо, всё хорошо.

Она спросила вдруг:

– Ты чего такой злой? Пчела укусила?

Я от неожиданности остановился, окинул её взглядом. Смотрит с доброжелательным интересом, лицо милое, но простое, без дизайнерских изысков, как и обычное платьице, такие носили наши бабушки или прабабушки в молодости.

– По мне видно? – спросил я. – Наверное, в самом деле стою на асфальте я в лыжи обутый…

Она засмеялась.

– Встряхнись, мир прекрасен!

– Только сейчас заметила? – спросил я. – Ты из новеньких? Хотя откуда им взяться?

– Только сейчас в этот район прибыла, – сообщила она. – Люблю менять места, а здесь красиво!..

Лицо у неё чистое и открытое, смотрит с доверчивостью ребёнка, для которого все взрослые прекрасные и добрые люди, от них и конфеты, и добрые толстые ладони, что подхватывают с земли и прижимают к большой и тёплой груди.

– Красиво, – согласился я. – Кто-то из нашей местной власти продавил решение, чтобы дураки и гении не лезли с самопальным творчеством. Ты смотришься здорово. Но… ты реальная?

Она засмеялась.

– А тебе не всё равно? С цифровыми интереснее.

Я пробормотал в неловкости:

– Да вот почему-то… и как-то… вдруг заинтересовало.

Она прищурилась, спросила с интересом:

– Почему?

Я сдвинул плечами.

– Не знаю. Просто вдруг стало любопытно.

– Пройдёт, – пообещала она.

Я сказал медленно:

– Да, конечно. Но жаль… Почему-то не хочется, чтобы проходило.

Она улыбнулась несколько польщённо, глаза засияли, а голос стал доверительным:

– Брешешь?

– Сам удивляюсь, – ответил я. – Кто ты?

Она чуть сдвинула плечиками.

– Да вот присматриваюсь. Новые места, новые возможности… А ты чем занят?

– Головной болью, – ответил я честно. – Пришло время воскрешать предков, как было нам завещано ещё два века тому, и вот теперь вдруг оказалось, что трудности совсем в другом месте.

– Каком?

Я пояснил со вздохом:

– Отвыкли.

– От воскрешений?

– От всего, – ответил я. – Мы теперь только развлекуны. Ничто не колышет. А высокие идеи где-то очень далеко за спиной.

– А впереди, – поинтересовалась она, – идеи ещё выше?

Я покачал головой.

– Впереди бесконечная жизнь… если сами не изволим прервать, и… ничего. Когда-то бесконечность пугала, потом радовала, а сейчас… Уже знаю два случая, когда сами прервали жизнь. Дико, нелогично, но как-то вот…

Она улыбнулась.

– Такие перепады настроения бывают. У всех. Но у вас справятся, уверена!

– А я вот не уверен, – сообщил я упавшим голосом. – Да ладно, это работа… А тебе как новенькой могу чем-то помочь?

Она подумала, смешно наморщила носик.

– А что, помоги. Что здесь за община, какие правила? Чем живёте, чем дышите? Какие цели?

Я посмотрел с интересом.

– А что, есть места, где у людей другие цели, кроме как жить-поживать да добро наживать, которое и так девать некуда?.. Безмятежное существование? Сам туда пойду.

Она лукаво улыбнулась.

– А воскрешение?

– Как только закончим, – уточнил я. – Вообще-то само воскрешение проводят сингуляры. Даже не представляем, как это делается, нам только выбрать, кого воскрешать, а потом принять и… разместить. Им же среди нас жить! Сингулярам даже мы не нужны.

– Справитесь, – ответила она лёгким, как взмах крыльев бабочки, голосом. – Вся трудность, как понимаю, в самом воскрешении?..

– Тоже так думал, – признался я. – Наверное, так и есть, но мы той колоссальной работы не видим, а в своей… чуточку споткнулись.

– Справитесь, – повторила она тем же беззаботным голосом и улыбнулась мягко и сочувствующе. – Мне нравится, когда мужчины занимаются делом. Это так… непривычно! И трогает. Будто древние киноленты смотрю. В те времена женщины были женщинами, а мужчины – мужчинами.

– Тебя как зовут? – спросил я.

Она подумала, ответила с некоторым сомнением:

– Здесь побуду… Вандой.

– Ванда? – переспросил я. – Тебе идёт. Есть в тебе нечто… Завтра как?

– Увидимся, – пообещала она.

Она не растаяла в воздухе, села в подкативший по мысленной команде блинкер, тот чуть скользнул по проезжей части улицы, взлетел и быстро скрылся за облаками.

Приятное чувство не рассеялось, я ощутил, что иду и глупо улыбаюсь, как бывало только в юности, когда молод, глуп и рад буквально всему на свете.

Глава 2