– Вовсе нет. Я, как только саданул по этому мешку с дерьмом, прямо облегчение почувствовал. Нисколько не жалею. И ты не жалей. Можно было бы драку повторить – повторил бы, не задумался.
Мы помолчали, глядя друг на друга.
– Ширин, ты даже не представляешь, как мне тебя не хватало.
– Ошибаешься. Представляю. Если бы степень тоски измерить, моя бы перевесила.
Оушен тихонько рассмеялся.
Приблизился, сел на кровать. Я, к слову, ногами до пола не доставала. Оушен, понятно, доставал.
Я занервничала. Уже давно мы не были рядом. Сейчас, значит, опять начнется – лихорадка, головокружение, сердечный галоп, искрящие нервы, пар из ушей. Потому мне и стало страшно. Оушен тем временем с небывалой нежностью взял меня за руку.
Мы молчали. Мы даже не смотрели друг на друга – только на наши руки, на переплетенные пальцы. Оушен взялся водить пальцем по моей ладони – мне казалось, по коже гуляет чистое пламя. Вдруг я заметила: на правой руке у него костяшки распухли, кожа в шрамах. Неужели перелом?
Я коснулась свежего струпа.
– Ну да, – пояснил Оушен напряженным голосом. – Это после… после того случая.
– Болит?
Мы подняли головы одновременно. Расстояние между нашими лицами было в считаные дюймы. Дыхание Оушена горячило мне щеку, слабый запах его парфюма волновал мое обоняние.
– Вообще-то да, – сознался Оушен. – Не сахар. – Он глубоко вдохнул и добавил: – Прости меня. Я только…
Он взял мое лицо в ладони. Приник к моим губам – и мое сознание захлестнуло волной, в которой смешалось все сразу: страсть к Оушену, обиды, боль. Под этим напором я невольно издала странный, неуместный всхлип. Разум помутился. Сердце ширилось, ширилось – грозилось лопнуть. Мои пальцы скользнули на торс Оушена, пробежались по его бокам, спине. Внутри меня что-то сломалось – не иначе засов в воротах крепостной стены. Я растворилась в горячности и дрожи его тела, а когда он оторвался от меня, чтобы вдохнуть, я тоже задрожала. Я положительно уплывала, мысли путались. «Я скучал по тебе, – твердил Оушен. – Господи, как я по тебе скучал!» И снова бросался меня целовать, и снова голова моя шла кругом от жара, исходившего от него. Наконец, мы прервали поцелуй, стали хватать воздух ртами – а руки наши все еще цеплялись друг за друга, будто мы с ним тонули, будто, затерянные, обреченные пучине, доживали в волнах последние часы.
Прижавшись лбом к его лбу, я прошептала:
– Я люблю тебя.
Оушен весь напрягся, как струна.
– Зря я раньше не призналась, – продолжала я. – Я хотела, правда-правда. Напрасно молчала.
Оушен не отвечал. Да ему и необязательно было. Он продолжал держать меня, держаться за меня – как за соломинку.
Глава 38
Разлучила нас не ненависть.
Не кучка убежденных расистов. Не толпа безыдейных отморозков.
Разлучил нас переезд.
Два с половиной месяца протекли в совершенном блаженстве. А потом, в начале мая, папа обрадовал: объявил, что мы переезжаем сразу после выпускного Навида. То есть в июле.
Еще два с половиной сладких месяца запомнились предразлучной горчинкой. Оушена, кстати, из школы не исключили. Миссис Джеймс наняла адвоката, и вдобавок – ожидаемо для всех, кроме самого Оушена, – в его защиту выступили многочисленные баскетбольные фанаты. Педсовет решил продлить отстранение от занятий еще на неделю и на этом успокоился. На все убеждения, уговоры, мольбы вернуться в команду Оушен остался непреклонен. Заявил, что не желает и никогда не желал играть в баскетбол ради призов. У него словно гора с плеч свалилась, это все отмечали.
Но всего одна гора. Вторая – наша скорая разлука – давила с каждым днем все сильнее.
Мы старались обмануть время. Почти не расставались. Мой социальный статус, резко изменившийся после конкурса, дополнительно повысился от драки Оушена с Хартом. Больше на нас уже не таращились, и нам оставалось только дивиться жизненным установкам организма под названием «старшая школа». И пользоваться его лояльностью, быть может, преходящей. Мы растворились друг в друге. Головы кружились от упоения нашей любовью, сердца ныли перед разлукой.
Миссис Джеймс сообразила, что, выталкивая меня из жизни сына, только разрушала с ним отношения. Спохватилась. Впустила меня обратно. Вздумала узнать получше, но не особенно преуспела. Впрочем, я была довольна. Миссис Джеймс впервые за многие годы сблизилась с родным сыном. От угрозы исключения что-то у нее в голове переклинило. Она, кажется, меньше всех ожидала такого от сына – что он драку устроит, да еще с наставником. Миссис Джеймс стала задавать Оушену вопросы. Заинтересовалась его мыслями и чувствами. Все чаще ужинала дома. Перестала исчезать в выходные. Оушен только радовался. Ему ведь ох как не хватало общения с матерью.
Что касается меня – я мило улыбалась миссис Джеймс. И ела ее картофельный салат.