Бездна (Миф о Юрии Андропове)

Владимир Александрович увидел на потолке (оказывается, он уже лежал на диване, и его полное тело погрузилось в нечто мягкое и податливое) искусно, вожделенно выполненное панно: мужская оргия во времена Древнего Рима среди мраморных ванн и колонн античной бани.

«Господи! Господи! Прости мою душу грешную!…»

— Это дверь в ванную,— звучал где-то голос Ратовского.— Эта — в сауну. Я предлагаю для начала выпить и закусить.

Выпили. Над бокалами колдовал Станислав Янович. Кажется, опять был «Георг III»? Закусили. Невидимые крылья носили Владимира Александровича под самым потолком комнаты, и он руками касался тел римских патрициев, предававшихся изысканной похоти, и чувствовал жар их потных тел.

— Вы, Владимир, будете любить нас обоих,— говорил где-то рядом Ратовский.— А мы вас.

— Это прекрасно, Володя…— шептал в самое ухо Пауль Шварцман, щекоча его чуткими губами.— Это прекрасно… А мы с тобой все равно… всегда… на всю жизнь вместе.

Владимир Александрович блаженно чувствовал, как две пары умелых, нетерпеливых рук снимают с него одежду.

— Да! Да! Да!…— исторг вопль товарищ Копыленко.— Пусть!…

…Его разбудил странный звук: как будто кто-то громко и злорадно хихикнул.

Владимир Александрович Копыленко открыл глаза. Белый потолок. Голая убогая лампа в центре. «День или утро? И где я? Что со мной?» Тело было тяжелое, чужое. Голова отсутствовала. Не болела, а именно отсутствовала.

Заведующий отделом советского Внешторга (бывший, бывший заведующий…) рывком сел, и только тут в голове полыхнула резкая, огненная боль, отдавшись во всем теле. Очевидно, досталось и внутреннему голосу (похоже, этот беспокойный субъект сейчас помещался в области солнечного сплетения), потому что он еле слышно простонал: «Я тебя предупреждал, скотина».

Владимир Александрович, в одном нижнем белье из розового шелка, сидел на засаленной продавленной тахте. Маленькая замызганная комната: кроме тахты — стол с грязной посудой и остатками еды, несколько разномастных стульев; телевизор на широком подоконнике; окно снаружи забрано металлической решеткой. В окно светил ненастный день.

«День? — Товарищ Копыленко взглянул на ручные часы (они были целы).— Без двадцати два! Встреча в нашем торговом представительстве назначена на двенадцать. А в одиннадцать в «Империале» я должен был встретиться со своими!… Да что же происходит?»

Невероятно, но пока Владимир Александрович ничего не помнил о минувшей ночи.

«Меня ограбили? Усыпили?…»

Брюки, ботинки и носки валялись на полу, пиджак висел на спинке стула у окна. Наш несчастный герой вскочил с тахты и, шлепая по грязному полу босыми ногами, проследовал к стулу, судорожно сунул руку во внутренний карман пиджака. Бумажник был цел. Владимир Александрович дрожащими пальцами раскрыл его.

«Слава тебе, Господи!» Все деньги были на месте, он даже не стал их пересчитывать: купюры — он помнил — лежали в том порядке, как вчера были распределены им по отделениям бумажника.

«Значит, не грабеж? Тогда что же?… А… А где баул?…»

Владимир Александрович зарыскал сумасшедшим взглядом по комнате. Плащ на вешалке у двери (и больше там никакой одежды). Телефон на полу под столом. («Это хорошо, важно — телефон. Но где же…») Его дорожный баул лежал на одном из стульев, правда расстегнутый.

Товарищ Копыленко вздохнул с некоторым облегчением. Однако помедлил, прежде чем подойти к баулу. Подошел. Вещи были разворошены, перерыты. Но папка с документами цела.

— Цела!…— прошептал Владимир Александрович и раскрыл папку.

Она была пустой. Ни паспорта, ни удостоверения Внешторга, ни бланков договоров с печатями, ни обратного билета в Москву. Ничего…

Зубы товарища Копыленко произвели отвратительный скрежет, и он мгновенно покрылся липким холодным потом.

«Что делать? Полицию… Немедленно вызвать полицию! Какой у них в Вене номер? Тоже ноль-два?»

Владимир Александрович ринулся к телефону, упав животом на пол, схватил телефонную трубку — ни гудков, ни шорохов… «Отключен…» — обреченно подумал товарищ Копыленко, чувствуя, как под телефонной трубкой взмокло ухо от пота, и он осознал, что жизнь его — прекрасная, обеспеченная, комфортная, привилегированная жизнь, кончена — он пропал…

Но тут в трубке щелкнуло, и возбужденный голос Станислава Яновича Ратовского сказал по-русски:

— Спешу! Спешу, Владимир Александрович, на помощь.

И товарищ Копыленко… Нет, теперь лучше сказать — господин Копыленко — все в один миг вспомнил: встреча с Пашей Шварцманом в аэропорту Швехат, Станислав Ратовский у серебряного «мерседеса», ночной клуб «Георг III» («Будьте вы прокляты! Прокляты! Прокляты!…»), кабинет и все, что в нем происходило. Владимир Александрович застонал. Особенно в сауне, в клубах сухого горячего пара…