Бездонные пещеры

— Но мы были на войне, — сказала Изабо. — На войне все не так, как должно быть. Эти люди не должны лежать здесь с распоротыми трезубцами животами и выколотыми кинжалами глазами. Ты должна не сидеть здесь, оплакивая мальчика, которого любила, а вязать у огня шапочку для своего малыша и мечтать о том, как он родиться. Я не должна быть здесь... — ее голос сорвался, и она сжала в руке Ключ, висящий у нее на груди.

— Но мы все здесь, — продолжила она окрепшим голосом. — Мы не можем выбирать обстоятельства, в которые судьба забрасывает нас, но можем выбирать, как реагировать на них. Ты дала мне силы и решимость, когда я нуждалась в них, Джоанна. Помнишь, как ты когда-то сказала мне, что нужно просто взглянуть в лицо своему страху и идти дальше? Так вот, с горем точно так же. Даже когда тебе кажется, что вырвали самое твое сердце.

Джоанна подняла на нее глаза.

— Ты тоже это чувствуешь? — Изабо кивнула. Джоанна вздохнула. — Что ж, думаю, мне лучше продолжить жить, — сказала она хрипло, медленно поднимаясь на ноги.

Оставив Джоанну руководить остальными целителями, Изабо взглянула на спящих детей и устало пошла обратно в капитанскую каюту. К ее удивлению, в переполненной маленькой комнатке царила атмосфера дружелюбия, чему, возможно, немало поспособствовало количество выпитого вина из морского лука. Фэйрги принесли с собой бурдюк из тюленьей кожи, полный бесцветной жидкости без запаха, а теперь он уже почти опустел. Один или двое из более молодых спали, положив головы на руки, а Мак-Синн, всхлипывая, в очередной раз рассказывал о своих страданиях, которые он пережил, потеряв семью и корону. Тринадцать прошедших с того времени лет не притупили его боль.

Нила встал и поклонился прионнса. Когда он заговорил, его мелодичные трели и свист были совершенно явно сочувственными.

— Мой брат говорит, что он тоже потерял всех, кого любил больше всех на свете. Он чувствует ваше горе, как трезубец в своем горле. Он жалеет, что прошлое не могло быть другим, и хотел бы, чтобы ваша семья была жива, как и те кого он любил. Он говорит, что чувствует глубокое сожаление о том, что его семья и его народ ответственен за такое глубокое и неутолимое горе, — перевела Майя с легким удивлением в голосе.

Мак-Синн прочистил горло.

— Что ж, слова вашего брата очень благородны. Очень благородны. Конечно, это не воскресит мертвых, но все же очень, очень благородно. — Он сделал еще один глоток вина и произнес, очень хрипло, — Скажите вашему брату, что я тоже очень сожалею, если был причиной смерти тех, кого он любил. Но мы все вели войну. Во время войны делается многое, о чем потом можно очень пожалеть.

Майя перевела, и Нила склонил голову, принимая извинение прионнса, пусть и несколько отрывистое.

Изабо проскользнула к своему креслу, слабо улыбнувшись Дайду, сидевшему напротив. Он ответил ей такой же улыбкой, хотя его мысли были явно заняты другим. Изабо с удивлением заметила, что лежащий на столе пергамент уже почти исписан убористым почерком. Она взяла его в руки и быстро пробежала глазами, хотя он был так испещрен перечеркиваниями и исправлениями, что его было почти невозможно прочитать. К ее удовольствию, уже начало вырисовываться какое-то подобие соглашения между людьми и фэйргами. Хотя очевидно было, что очень многие вопросы еще только предстояло обсудить и утвердить, совет по примирению уже прошел большой путь в направлении прочного мира. Обе стороны признали совершенные злодеяния и согласились с обвинениями, что еще шесть месяцев назад показалось бы Изабо совершенно невозможным.

Все отчаянно нуждались в отдыхе. Совет прервался вскоре после того, как Изабо вернулась туда, и Лахлан с Нилой сделали вежливые жесты признательности и обещания вернуться к переговорам как можно скорее. Лишь тогда обессиленный Ри отправился в постель, а Изолт повела полупьяных лордов искать себе какую-нибудь койку где-нибудь в другом месте переполненного корабля.

Спать-ух?

Изабо улыбнулась и погладила мягкие перышки Бубы. Спать-ух скорее-ух...

Она медленно поднялась на полубак, зная, где можно найти Дайда. Он сидел над бушпритом с гитарой в руках и смотрел на опустошенную долину. В центре всего разгрома блестело расплавленным золотом озеро, отражая цвета заходящего солнца. Почему-то оно казалось слишком красивым, как будто ничто не могло сиять в такой ужасный день.

Изабо села рядышком с Дайдом, положив голову ему на плечо. Он наигрывал какую-то нежную и жалобную мелодию. Изабо узнала в ней песню, которую особенно часто пела Энит.

— Значит, ты теперь Хранительница Ключа, — сказал он наконец.

Изабо кивнула.

— Понятия не имею, почему, — сказала она. — Ведь очень много более старших и более знающих, чем я. Гвилим, например, или хотя бы моя мама...

Дайд покачал головой, но так и не взглянул на нее.

— Но никого более могущественного. Кто еще смог бы превратиться в дракона и пролететь через смерч? Кто еще смог бы одолеть Жриц Йора? Никто. Никто, кроме тебя.

— Это был мой день рождения, — сказала Изабо. — Со мной была сила кометы. Сейчас я не смогла бы этого сделать.