Бездушный принц

Свет гаснет, и ди-джей представляет Рокси Роттен. Рокси танцует стриптиз в зомби-гриме, и в приглушенном свете кажется, что по ходу выступления у нее теряются конечности. Наконец, в финале у нее отваливается голова. Свет зажигается, и удивительно целая Рокси стоит по центру сцены и демонстрирует собравшимся свое прекрасное зеленое тело.

– Пойдем? – спрашиваю я Кэллама.

– Твои братья ответили?

Я проверяю телефон:

– Еще нет.

– Поддон тогда. В смысле, пойдем. – Кэллам трясет головой. – Будешь допивать? – показывает он на новый напиток.

– Э-э… нет. – Я переливаю половину коктейля в первый стакан, чтобы Джада не сильно обиделась.

Я встаю и вешаю сумку на плечо. Когда Кэллам поднимается, его слегка пошатывает.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

– Ага, – мычит он. – Просто голова болит.

Кэллам довольно неуверенно держится на ногах. Дело явно не в виски – он выпил всего два шота, а я знаю по опыту, что муж может выпить гораздо больше и даже не захмелеть.

Вижу Джаду, которая стоит за барной стойкой, скрестив руки. Она напоминает злобную горгулью со своими лисьими ушами и темными губами.

– Давай выбираться отсюда, – бормочу я Кэлламу, положив его руку себе на плечо.

Это ужасающе напоминает день нашей первой встречи, когда я так же тащила по пирсу Себастиана. Кэллам весит не меньше и заваливается все сильнее с каждым шагом. Он пытается что-то сказать, но глаза закатываются, слова звучат невнятно и бессвязно.

Если я смогу довести его до машины, то отвезу нас в безопасное место и позвоню оттуда братьям.

Когда я, наконец, добираюсь до выхода, меня окружает охрана.

– Какие-то проблемы, мисс?

Я собираюсь сказать, что мне нужно помочь донести Кэллама до машины. Но затем понимаю, что они не собираются помогать. Они перекрывают двери.

Я оглядываю толпу угрожающе крупных мужчин.

Нет времени звонить братьям.

Я делаю единственное, что мне приходит в голову.

Обрушиваюсь на пол, словно потеряла сознание, и надеюсь, что падать будет не слишком больно.

Кэллам

Очнувшись, я понимаю, что руки связаны над головой и подвешены на мясницком крюке.

Не лучший для меня вариант. Я крупный парень, и из-за того, что весь этот вес уже бог знает сколько времени приходится на руки, кажется, что они вот-вот оторвутся от суставов.

А башка просто раскалывается на хрен.

Последнее, что я помню – это как какой-то чувак, который оказался не чуваком, танцует по сцене танго.

Теперь я нахожусь на каком-то складе, где воняет ржавчиной и грязью, за этими запахами скрывается холодный, влажный душок гниения.

И еще здесь чертовски холодно. Меня потряхивает даже в пиджаке.

Может, это отходняк после наркотиков. Мышцы вялые и слабые, а взгляд никак не сфокусируется – окружающие меня предметы кажутся то четкими, то расплывчатыми.

Наркотики. Кто-то подсыпал мне их в напиток. Когда я сидел с…

АИДА!

Я оглядываюсь в поисках жены.

К счастью, она не подвешена на соседний крюк. Но я нигде не вижу ее в этом пустынном месте. Здесь лишь стол, покрытый белой скатертью, которая вся в пятнах. Это не кажется мне хорошим знаком.

Я хочу позвать Аиду, но вместе с тем не хочу привлекать внимание к тому факту, что ее здесь нет. Не знаю, как я тут оказался, и не знаю, была ли супруга в этот момент со мной.

Мои плечи вопят от боли. Ступни почти касаются земли.

Я пытаюсь вывернуть запястья, поворачивая их против грубой веревки, чтобы посмотреть, есть ли хоть какой-то шанс освободиться.

Из-за этого я вращаюсь как птица на вертеле, но не похоже, чтобы это движение хоть как-то ослабило узел.

Но плюс в том, что теперь мне не приходится долго ждать.

Мясник в сопровождении двух бравых ребят входит на склад. Один из них стройный и белокурый, его руки сплошь покрыты татуировками. Второй выглядит знакомо – возможно, это один из вышибал в «Пилоне». Твою ж мать. Наверняка так и есть.

Но мое внимание привлекает именно Мясник, который не сводит с меня яростного взгляда. Одна бровь у него выше другой. В резком освещении его нос выглядит еще более стремным, щеки – впалыми. Рытвины на лице Зайца кажутся слишком глубокими, чтобы быть следами акне, – возможно, это шрамы от осколочных ранений в результате какого-то давнего взрыва.

Поляк останавливается напротив меня, практически ровно под единственной лампой. Он поднимает палец и касается моей груди. Заяц толкает меня, отчего я беспомощно раскачиваюсь туда-сюда на крюке.

Это усиливает давление на плечи, вынуждая меня рычать от боли. Мясник слегка улыбается, наслаждаясь моим положением.

Он отходит, кивая вышибале из клуба. Тот снимает с Зайца пальто.

Без него Мясник кажется меньше. Но когда он закатывает рукава своей полосатой рубашки, я вижу, что его предплечья серьезно накачаны, как у человека, который немало ими работает.

Быстрым и уверенным движением закатав левый рукав, Заяц говорит:

– Люди думают, что свое прозвище я получил в Боготе. Но это не так. Мясником меня называли гораздо раньше.