Безликий

Моран снисходительно улыбнулся и начал осматривать незаконченные работы. Многие из них оказались выполнены в стиле абстракционизма, их черно-красно-оранжевыми тонами Пьетро пытался раскрыть тему огня. Другим его постоянным сюжетом выступали ночная река и черный, едва различимый дом на заднем плане, но хватало и обнаженной натуры. По правде, таких картин было больше всего.

– Госпожа Робер состояла в отношениях с Пьетро Моретти? – спросил сыщик некоторое время спустя.

– С чего вы взяли? – опешил я от неожиданности.

– На некоторых полотнах она изображена обнаженной, – пояснил свой интерес инспектор. – А кроме того, как еще безвестный художник мог оплачивать аренду мастерской?

– Об этом вам лучше спросить у кузины.

– Спрошу, – кивнул Моран. – Так где, говорите, я могу опросить персонал?

– Здесь?

– Не самое подходящее помещение.

Я на миг задумался, потом вспомнил о кабинете графа Гетти на втором этаже и попросил:

– Следуйте за мной.

Кабинет супруга Софи встретил нас полумраком. Сюда редко кто заглядывал, и окна закрывали плотные шторы. Их я первым делом и отдернул, запустив в просторную комнату лучи заходящего солнца. Пыль здесь протирали каждую неделю, поэтому никакой дополнительной уборки не понадобилось.

– Проходите! – пригласил я внутрь инспектора. – С кем хотите поговорить?

Моран переступил через порог и внимательно оглядел обстановку. Рабочий стол с висевшим на стене за ним пейзажем сыщик по какой-то причине забраковал и остановил свой выбор на одном из кресел у камина. Уселся в то, что было развернуто высокой спинкой к окну, и почти растворился в густой тени. На свету остались лишь убранные на подлокотник руки; в перстне заискрился крупный желтый бриллиант.

– Морис Тома, знаете такого? – спросил Моран.

– Нет, мсье, – ответил я, но сразу прищелкнул пальцами, будто поймал нужное воспоминание. – Буфетчик?

– Он самый. Приведите его. И передайте пепельницу.

Получив хрустальную пепельницу, сыщик достал пачку «Честерфилда» и закурил, а я отправился за буфетчиком. Тот командовал официантами и следил за правильной сервировкой столов, но, памятуя о распоряжении хозяйки, отказаться от общения с нашим гостем не посмел. Только пробурчал под нос какое-то ругательство и на миг задержался у зеркала. Разгладил выглядывавший из-под фрака черный жилет и слегка сдвинул в сторону черную же бабочку. Думаю, поправил бы и прикрывавший лысину парик, но при мне делать это постеснялся.

Я привел буфетчика в кабинет графа, и Морис замялся на пороге, не решаясь ступить внутрь.

– Присаживайтесь, любезный! – указал тогда инспектор на кресло напротив. – Жан-Пьер, не уходите. Хочу, чтобы вы присутствовали при беседе. Я ведь здесь неофициально…

При этих словах буфетчик встрепенулся и напомнил:

– Я все рассказал в Ньютон-Маркте! Под протокол!

– Знаю, я читал, – спокойно подтвердил Моран и требовательно взглянул на меня. – Жан-Пьер?

С обреченным вздохом я прикрыл дверь и уселся за рабочий стол графа. Упоминание сыщиком неофициального статуса беседы убедительным мне нисколько не показалось. Третий департамент обычно не обременял себя формальностями, если вдруг решал сунуть нос в чужие дела.

Бастиан Моран затушил сигарету о дно пепельницы и спросил:

– Морис, когда вы вчера уходили, кто оставался в клубе?

– Госпожа Робер, ночной сторож и художник, Пьетро Моретти, – ответил буфетчик без малейшей заминки. – Вчера был выходной, клуб не работал. Я готовился к сегодняшнему приему.

– А танцовщицы, музыканты, хореограф? Никто из них не мог задержаться?

– Репетиция закончилась раньше. Перед уходом я обошел все помещения и погасил светильники, на глаза никто не попался.

– Вы затушили все светильники?

– Несколько осталось гореть в зале, где работал Пьетро. Он обещал погасить их сам.

– Но не погасил?

– Нет.

Я не понимал, к чему клонит инспектор, а тот, казалось, и сам этого не знал и задавал вопросы исключительно наобум. Какое-то время Моран молча постукивал кончиками пальцев по подлокотнику, а Морис как завороженный следил за искоркой вставленного в перстень бриллианта. Но потом буфетчик скинул оцепенение и забеспокоился.

– Сегодня очень важный день, мне нужно работать!

– Не беспокойтесь, надолго вас не задержу, – уверил его сыщик и произнес: – Согласно показаниям прибывших на место преступления констеблей светильники в зале продолжали гореть.

– Так я же говорю, – всплеснул руками Морис Тома, – я не погасил их, потому что Пьетро еще оставался работать!

– Но их не погасил и художник. А он бы непременно сделал это, если бы собрался уходить. Так?

– Не понимаю, почему это так важно, – признался сбитый с толку буфетчик.

– Просто интересно, – мягко улыбнулся Бастиан Моран. – Скажите, когда вы покидали клуб, не заметили на улице никого подозрительного?

– Нет.

– Никто не стоял у входа?

– Я никого не видел.

– Хорошо, можете идти.

Я выпустил буфетчика из кабинета, прикрыл за ним дверь и спросил:

– Кого звать теперь?

– Пожалуй, никого, – решил вдруг Моран. – Но у меня есть несколько вопросов к вам.

– Задавайте, – разрешил я со спокойным сердцем, поскольку скрывать Жану-Пьеру от полицейских было нечего.