— После смерти твоего отца. Нина чувствовала себя очень одинокой, и мы тогда много времени проводили вместе. Она захотела рассказать в подробностях всю свою юность. Именно тогда показала эту фотографию и передала ее мне. Решила перевернуть страницу, попытаться забыть тот период жизни. Кстати, с тех пор мы больше никогда не упоминали о доме Святой Марии…
— Но фотография ведь не случайно оказалась в этой шкатулке? Я уверен, ты положила ее туда намеренно.
— Это правда, я засунула ее к другим фотографиям в надежде, что ты окажешься дотошным и заметишь ее. Я обещала твоей матери никогда ничего не рассказывать о ее прошлом и могла только направить тебя по следу, побудить тебя заинтересоваться ее юностью.
— А что, если б я ничего не узнал? Ты бы рискнула и дальше молчать?
— Обещание есть обещание, Тео. Исключений не бывает.
Мод переводит взгляд на окно. Мне вдруг кажется, что ее мысли где-то витают, хотя это может быть просто уловка с ее стороны, чтобы я перестал ее терзать. Я понимаю, что веду себя слишком напористо и нужно искать обходные пути, чтобы получить желаемое.
— Ты знала, что Камиль продолжает рисовать?
— С чего ты взял?
— Это чистая правда. За последние несколько лет мой брат написал впечатляющее количество полотен. Он показал мне фотографии. Думаю, никто, кроме меня, никогда их не видел.
Тетя смотрит на меня с нескрываемым изумлением.
— Не могу в это поверить… Почему он скрывал?
— Он рисует не для других, Мод. Он делает это исключительно для себя, чтобы попытаться что-то изгнать.
— Изгнать?
— Не могу найти более подходящего слова. Его картины всегда посвящены одной и той же теме. Камиль не осознает ценности своих работ, он рисует под влиянием импульса, снова и снова переживает один и тот же эпизод жизни. Это продолжается уже двадцать лет.
Я смотрю в окно, надеясь, что Камиль не вернется неожиданно и не разрушит мою затею, и продолжаю:
— Произошло некое событие, очень давно. Событие, о котором у него нет четкого представления, оно похоронено у него в памяти.
— Я не понимаю, о чем ты, Тео. Что именно сказал тебе Камиль?
— Ничего — потому что забыл тот эпизод. Он всплывает на поверхность его сознания, только когда он пишет, и я убежден, что его картины — попытка вспомнить.
Мы умолкаем. Я знаю, это последняя возможность заставить Мод признаться. Недавние события подобны катаклизму: они сделали невозможное возможным, открыли тайны юности моей матери. Я должен попытаться, даже если придется блефовать.
— Думаю, ты знаешь, что произошло. Прекрасно знаешь причину душевного дискомфорта Камиля и можешь объяснить, почему наша семья никогда не была нормальной. Я не думаю, что дело только в трагедии, произошедшей в том доме в Швейцарии. Может, она и сыграла свою роль, но есть еще что-то…
— Я понимаю, что ты расстроен, но не узнаю тебя, Тео. По-моему, ты теряешь рассудок.
Мне нельзя сдаваться, нужно следовать инстинкту.
— Я никогда не чувствовал себя таким уверенным в себе. Лестница на мельнице в Сент-Арну…
— Что-о-о-о?
Я наклоняюсь над столом.
— Что случилось на лестнице ветряной мельницы? Что Камиль пытается вспомнить? Что он видел, когда был ребенком?
Мод смотрит на меня со слезами на глазах. Плотина вот-вот прорвется.
— Я не могу, Тео. Нет, не могу…
— Нина отправится в тюрьму, Мод. Как ты думаешь, чем станут для нас грядущие годы? Ничто не останется прежним.
Несколько секунд я молчу, потом встречаюсь с ней взглядом. Дело в Нине? В моем отце? Что увидел Камиль, чего не должен был видеть?
— Ты тоже был там той ночью, — заплакав, говорит она. — Ты был с Камилем.
— Не понимаю… — По моему телу пробегает ледяная дрожь.
— Твой отец умер не от сердечного приступа, Тео.
8
Мод глотает слезы. Я окаменел в кресле. Мне требуется несколько секунд, чтобы осмыслить последнюю фразу.
— Что это значит, черт возьми?
— Когда твоя мать познакомилась с Йозефом, — медленно начинает Мод, — они заключили договор: она выходит за него замуж, а он признает ребенка.
— Ты называешь это «договором»? По-моему, это любовь.
— Я говорю «договор», потому что было еще одно условие.
— Какое?
— Нина сказала, что между ними никогда не будет близости, и призналась, что навсегда отказалась от отношений с мужчинами. После пережитого в Швейцарии твоя мать похоронила свою женскую сущность. Никакого тактильного контакта, независимо от чувств!
Во мне оживает прошлое: годы, когда я не видел рядом с мамой ни одного мужчины, когда она вела строгую жизнь — как я полагал, в память об отце.
— Йозеф был ловким соблазнителем, встречался со многими женщинами и вряд ли был верен первой жене: брак не загасил жажды любовных побед. Нина объяснила, что он может заводить столько любовниц, сколько пожелает, при условии, что никогда не посягнет на нее. Твои родители спали в разных комнатах, и между ними никогда ничего не было… постельных отношений.
— Это невозможно, Мод. Все, что рассказывали о родителях, об их пылкой любви, фотографии, подтверждающие их страсть, отчаяние мамы после смерти Йозефа… все это было реальным!