Безмолвный крик

Эстер пыталась прочесть этот взгляд, понять, какие эмоции и желания заполняют его разум, невыносимо мучают его, а он не может ни справиться с ними, ни выразить словами. Забыв об осторожности, она бессознательно протянула руку и положила ладонь Рису на плечо, выше шин и бинтов.

Он не вздрогнул.

Эстер слегка улыбнулась.

Рис открыл рот, напрягся, но не издал ни звука и задышал быстрее, глотая воздух. Ему пришлось пошире открыть рот, чтобы не задохнуться, – и все равно ни звука, ни слова.

Приложив ладонь к его губам, Эстер сказала:

– Всё в порядке. Подожди немного. Должно пройти время. Ты хочешь… ты хочешь сказать что-то конкретное?

Рис не реагировал; глаза наполнились ужасом и мукой.

Стараясь понять, Эстер выжидала.

Постепенно взор его увлажнился, и Рис покачал головой.

Она откинула прядь темных волос с его лба.

– Готов отойти ко сну?

Рис снова покачал головой.

– Хочешь, я найду что-нибудь и почитаю тебе?

Он кивнул.

Эстер подошла к книжной полке. Следует ли избегать произведений, способных вызвать у пациента боль, напоминающих о его плачевном состоянии и провоцирующих ужасные переживания? Может быть, само их отсутствие действует на него угнетающе?

Она остановилась на «Илиаде». Произведение насыщено сценами боев и смертей, но язык прекрасен; книга полна образцов светлой, эпической любви, богов и богинь, в нем изображены древние города и море винного цвета… Мир, невыразимо далекий от переулков Сент-Джайлза.

Эстер уселась в кресло возле постели, а он спокойно лежал и слушал, не сводя глаз с ее лица. Миновало одиннадцать часов вечера, наступила полночь; часы пробили час ночи – и Рис наконец уснул. Пометив страницу, Эстер закрыла книгу и тихо вышла; у себя в комнате легла, не раздеваясь, на кровать и тут же провалилась в сон.

Проснулась она поздно, разбитая и неотдохнувшая, хотя с момента переезда на Эбери-стрит это была первая ночь, когда она так хорошо спала. Эстер немедленно зашла к Рису и обнаружила, что тот уже бодрствует, но еще не совсем отошел ото сна, чтобы завтракать.

Внизу она встретилась с Сильвестрой. Едва завидев Эстер, хозяйка поспешила к ней; лицо ее выражало тревогу.

– Как он? Еще не говорит? – Она прикрыла глаза, негодуя на собственное нетерпение. – Простите. Я дала себе слово, что не стану вас об этом спрашивать. Доктор Уэйд говорит, что надо набраться терпения… но… – Она замолчала.

– Конечно, это нелегко, – пришла ей на выручку Эстер. – Каждый день тянется, как неделя. Но вчера мы допоздна читали, и он, похоже, хорошо спал. И вел себя гораздо спокойнее.

Напряжение несколько ослабело, плечи немного опустились, и Сильвестра попробовала улыбнуться.

– Пойдемте в обеденный зал. Уверена, вы еще не завтракали. Я тоже.

– Благодарю вас. – Эстер приняла предложение не только потому, что оно исходило от хозяйки; она рассчитывала постепенно побольше узнать про Риса, чтобы создать ему более комфортные условия. Пока что мисс Лэттерли заботилась главным образом о его душевном спокойствии, не считая кормления, соблюдения чистоты и отправления насущных личных нужд. Доктор Уэйд не разрешал ей менять повязки на серьезных ранах, и она ограничивалась уходом за поверхностными повреждениями. Самыми тяжелыми являлись внутренние травмы, но к ним никто не имел доступа.

Обеденный зал был меблирован довольно мило, но, на взгляд Эстер, в несколько тяжеловесном стиле, как и остальной дом. Стол и буфет, изготовленные из дуба в елизаветинском духе, крепкие и мощные, производили впечатление своей массивностью. Вокруг стола стояли резные стулья с высокими спинками и вычурными подлокотниками. В комнату не повесили зеркал, способных добавить света и создать эффект пространства. Портьеры из бордовой и розовой парчи, подвязанные шнурами с кисточками, были тем не менее расправлены достаточно широко, чтобы все могли оценить их дороговизну и полюбоваться подкладкой цвета бургундского. На стенах висели картины – с дюжину или больше.

Но мебель оказалась необычайно удобной. Сиденья на стульях были мягкими, а в камине пылали дрова, наполняя зал приятным теплом.

Сильвестра, взяв тост, никак не могла решить, чем его намазать – мармеладом «Данди» или абрикосовым вареньем. Она налила себе чашку чаю и отпивала по глоточку, пока тот совершенно не остыл.

Эстер интересовало, что представлял собой Лейтон Дафф как человек, как встретились будущие супруги и как складывались их отношения на протяжении примерно двадцати пяти лет. Какие друзья помогут Сильвестре в ее горе? Они все присутствовали на похоронах, но это произошло очень быстро, в те несколько дней, что Рис провел в больнице, до переезда Эстер. Теперь с печальными формальностями покончено, и Сильвестре предстояло одной встречать вереницу заполненных пустотой дней.

Казалось, только сестра доктора Уэйда демонстрировала готовность при первой возможности навещать подругу, да и его самого, похоже, связывали с Даффами не только профессиональные обязанности.

– Вы всегда жили здесь? – спросила Эстер.