Безмолвный крик

– Не знаю, что случилось или что он натворил, знаю одно: воспоминания для него невыносимы. Если хотите сохранить ему рассудок, то соберитесь с духом и используйте все свои возможности, чтобы оградить его от полиции. Своими вопросами они заставят его вновь пережить этот ужас. А это все равно что подвести его к краю пропасти, ввергнуть в бездну безумия, из которой он может не вернуться. У меня нет никаких сомнений: если кто и способен справиться с этой задачей, так это вы.

– Благодарю вас, – просто ответила Эстер. Такой комплимент имел для нее высокую цену, поскольку исходил от человека, не говорившего пустых слов.

Уэйд кивнул.

– А теперь пойду и осмотрю его. Будьте так добры, позаботьтесь, чтобы нам не мешали. Мне нужно проверить не только руки, но и остальные заживающие раны – не повредил ли он на них кожу. Благодарю вас за заботу, мисс Лэттерли.

На следующий день к Рису пришли первые посетители.

Это случилось сразу после полудня. Денек выдался яркий. Снег, лежавший на крышах, отражал в ветреное небо несмелые лучи скудного зимнего солнца, скрасившего короткий зимний день.

Эстер находилась наверху, когда раздался звон колокольчика и Уормби ввел женщину необычной наружности. Среднего роста, одетая в неброские цвета, она привлекала взгляд чертами лица – твердого, явно асимметричного, но передающего чувства невероятной уверенности и внутреннего спокойствия. Эта женщина определенно не считалась красавицей, но так и лучилась благодушием – качеством даже более привлекательным, чем красота.

– Добрый день, миссис Кинэстон, – произнес Уормби с заметным удовольствием и перевел взгляд на юношу, который вошел вслед за женщиной. Волосы и кожа у него были светлые, как у нее, но лицо совсем другое – худое, с тонкими чертами и орлиным профилем, а глаза – ясные и голубые. В юноше угадывалась мечтательность и склонность к юмору, но вместе с тем некое одиночество. – Добрый день, мистер Артур.

– Добрый день, – отвечала миссис Кинэстон. Она оделась в темно-коричневое и черное, как делают визитеры, посещающие дом, в котором царит траур. В прекрасно пошитом костюме отсутствовали намеки на индивидуальность стиля. Похоже, ее это не волновало. Она позволила Уормби принять у нее накидку, потом прошла за ним в гостиную, где, вероятно, ее поджидала Сильвестра. Артур держался на шаг позади.

Уормби поднялся по лестнице.

– Мисс Лэттерли, молодой мистер Кинэстон – близкий друг мистера Риса. Спрашивает, можно ли навестить его. Как вы думаете, это возможно?

– Я спрошу мистера Риса, есть ли у него желание с ним встретиться, – сказала Эстер. – Если да, то прежде я хотела бы побеседовать с мистером Кинэстоном. Крайне важно, чтобы он не говорил и не делал ничего, что может расстроить больного. На этом решительно настаивает доктор Уэйд.

– Конечно. Понимаю. – Уормби остался дожидаться, а Эстер пошла спрашивать.

Рис лежал, глядя в потолок из-под опущенных век.

Эстер остановилась у двери.

– Пришел Артур Кинэстон. Если достаточно хорошо себя чувствуешь, он хотел бы увидеться. Если нет, то дай мне знать. Я позабочусь, чтобы он не обиделся.

Молодой человек широко раскрыл глаза. Ей показалось, что в них мелькнуло нетерпение, потом внезапно появилось сомнение, даже растерянность.

Она ждала.

Рис никак не мог определиться. Он был одинок, напуган, слаб, стыдился своей беспомощности, а возможно, и того, что не сберег отца. Весьма вероятно, что, подобно тем солдатам, которых знавала Эстер, сам факт выживания служил для него укором, если погибал кто-то другой. Он на самом деле струсил или только вообразил себе это? Да и помнит ли он хоть приблизительно, как себя вел?

– Если решишь с ним встретиться, мне оставить вас наедине? – спросила Эстер.

По его лицу пробежала тень.

– Или побыть здесь и присмотреть, чтобы вы говорили только о приятных и интересных вещах?

Рис слабо улыбнулся.

Повернувшись, она вышла, чтобы сообщить Уормби.

Артур Кинэстон медленно поднялся по лестнице; на его мальчишеском лице читалось беспокойство.

– Вы медсестра? – спросил он, остановившись перед Эстер.

– Да. Мое имя Эстер Лэттерли.

– Мне можно с ним увидеться?

– Да. Но я должна предупредить вас, мистер Кинэстон: он очень болен. Полагаю, вам уже сказали, что он не может говорить.

– Но он же сможет… потом, скоро? Я хочу сказать, речь вернется, не так ли?

– Не знаю. В настоящий момент он не говорит, но в состоянии кивнуть или покачать головой. И ему нравится, когда с ним разговаривают.

– О чем мне можно с ним беседовать? – Артур казался смущенным и несколько испуганным. Он был очень юн – похоже, лет семнадцати.

– О чем угодно, только избегайте упоминания о Сент-Джайлзе и смерти его отца.

– О господи! Я имею в виду… он ведь знает, правда? Кто-нибудь ему рассказал?

– Да. Но Рис был там. Мы не знаем, что произошло, но, кажется, от потрясения он лишился речи. Говорите о чем-нибудь другом. У вас должны быть общие интересы. Вы учитесь? Чем собираетесь заниматься?

– Классическими языками, – без колебаний ответил Артур. – Рис любит рассказы о древности даже больше, чем я. Нам хотелось бы поехать в Грецию или в Турцию.