Безопасность Родины храня

Вдруг из плотной снежной пелены вынырнули лошади, запряженные в огромные сани. Заметенный снегом ворох соломы на санях стал расползаться, и на дорогу выскочили двое мужчин. Один из них обменялся со связной паролем, а второй, завязав Михаилу глаза, усадил его в сани.

Часа через полтора он сидел в полутемной комнате и отвечал на вопросы троих бандеровских «проводников». Опять пришлось рассказать, кто он и откуда родом, кем работает, что заставило его оказать помощь оуновскому «движению». Дудник то и дело сетовал на безденежье, высказывал недовольство вовсе не предусмотренной вначале и к тому же не совсем приятной «прогулкой», за что, естественно, не мешало бы увеличить сумму вознаграждения.

— Деньги вы получите, не волнуйтесь, — ухмыльнулся один из бандитов. — Но фотографии и фамилии наших людей — нет. Нам нужны только чистые, заверенные печатью и подписями, бланки.

— Это невозможно, — сухо, по-деловому ответил Михаил. — Они, как вам, надеюсь, известно, на строгом учете, выкрасть их не удастся. Да и наложить на пустые бланки печати и подписи даже за деньги никто не отважится. Нужно все проделать, так сказать, законным путем. Жена у меня паспортистка в домоуправлении. Вот мы к документам других граждан приложим для получения паспортов и бумаги ваших людей. Ведь именно такой план мы наметили с вашими представителями еще во Львове! Дабы не возникло у вас каких-либо подозрений, сейчас возьму только третью часть полагающейся мне суммы, остальное — по мере готовности паспортов.

Бандиты молчали. Дудник сразу понял, что имеет дело не с теми, кто уполномочен принимать окончательное решение. Эта беседа — всего лишь продолжение той же проверки, длившейся уже больше месяца. Главная встреча, если она все-таки произойдет, — впереди.

Михаила привели в комнатушку напротив, бросили на лежанку рваный кожух, заперли дверь — и как будто забыли о нем. Лишь пучеглазый Сова дважды на день приносил скудную еду и сваливал у печи охапку смерзшихся чурбаков…

— Эй, ты, уснул, что ли? — Хмара опять припечатал свой мощный кулак к засаленной доске стола. — Даем тебе час на размышление. Расскажешь все честно — предоставим возможность искупить вину перед нашим движением. Если нет — сегодняшний день станет для тебя последним.

Михаил не чувствовал холода, которым обдавал спину рассохшийся деревянный топчан. Он лежал, закинув руки под голову, и неотступная мысль сверлила его мозг. Неужели все-таки заподозрили бандиты неладное? Где, какую ошибку совершил он? Что могли узнать оуновские эсбисты за те четыре дня, проведенных им в этой западне — на, как видно со всего, давно заброшенном лесном хуторе?.. Или же Хмара, головой отвечая за безопасность своих «вождей», разыгрывает спектакль, еще и еще раз пытаясь убедиться в надежности предпринятой сделки?

Чутье, интуиция, опыт разведчика подсказывали Дуднику, что дело обстоит именно так.

«Что же, надрайонный проводник, тогда поединок наш не окончен, — подумал Михаил. — Не хочется тебе рисковать, это точно. Но слишком уж велик страх у тебя и твоих „зверхников“ за содеянное на родной земле. И, страшась неотвратимого возмездия, вы не упустите даже призрачной возможности ухватиться за соломинку, дабы сохранить себе жизнь. Ты не первый, с кем сцепился в смертельной схватке чекист Дудник. Были враги опытные и коварные, наделенные умом и обойденные таковым, но все они похожи друг на друга в одном: каждый с ужасом думает о том, когда придется отвечать за содеянное. Этот ужас крепко засел и в твоих, Хмара, черных, наигранно сверкающих глазах, и в бесцветных стекляшках тупого Совы. И этот звериный страх лишь ускорит ваш неизбежный конец».

…А день выдался на славу. Даже толстый мохнатый слой инея на окне не в силах был погасить яркие солнечные лучи, осветившие комнату. Михаил рассматривал искрящиеся фантастические рисунки на стекле и невольно вспоминал свое военное жилище в Сибири, в Кемерово: такую же тесноватую комнатушку, печь-буржуйку в углу и редко оттаивающее в зимние месяцы окошко… Он, двадцативосьмилетний инженер, приехал в этот сибирский город осенью 1941-го вместе с группой специалистов, сопровождавших с Украины в глубокий тыл заводское оборудование. Два года работал на предприятии. А в начале 1943-го его вызвали в партком, и секретарь без всяких там вступлений сказал:

— Есть предложение направить вас, Михаил Семенович, на работу в органы госбезопасности. Обстановка требует. Вы согласны?