Безопасность Родины храня

Было над чем поразмыслить. Винченцо вез много вещей ширпотреба. Собирался спекулировать? Маловероятно, чтобы материально обеспеченный человек обременял себя хлопотами такого рода. Опять же 17 тысяч рублей. Это не та сумма, которая может понадобиться туристу для покупок во Львове. Следовательно, деньги предназначались для других целей. Каких? Пока неясно. Может, найденные при досмотре адреса помогут разобраться? Но Винченцо всячески открещивается от них: не знаю, не видел, это не мое дело и так далее.

— Что ж, не знает он — узнаем мы, — решил Вячеслав Васильевич.

Началось следствие, которое установило и подлинность адресов, и фамилии людей, проживающих по ним, и их политическое лицо…

Долго, как говорится, распутывали ниточку, пока добрались до клубочка. А клубочек — вот он: Винченцо был одним из эмиссаров заграничного подрывного идеологического центра, посланных в Советский Союз с целью материально стимулировать возобновление униатской церкви в западных областях Украины.

Вот кем оказался католический пастор…

Многие дела, расследованием которых руководил полковник Толстов, на первый взгляд имеют между собой немало общего. Как правило, к падению, которое может закончиться даже предательством, изменой Родине, людей толкают самые низменные побуждения, среди которых далеко не последнее место занимают алчность, жажда наживы.

Вот взять хотя бы того Петрова. Это же какая страсть к благополучию любой ценой обуяла человека, что он решился на такое преступление. Работая на одном из заводов, продавал агенту иностранной разведки государственные секреты. И все ради денег. А когда был разоблачен — какого труда и опыта это потребовало! — уже сидя на скамье подсудимых, мелко дрожал и все спрашивал: «Это конец? Меня расстреляют?» О чем же он думал, когда менял интересы Родины на заграничное барахло и жалкие сребреники?

Или та история со студентами-иностранцами из Львовского медицинского института, которые вовлекли в свои валютные махинации нескольких советских граждан. Разве не алчность руководила студенткой Татьяной С., когда она согласилась быть посредницей в торговле валютой? А ее мать, увидев большую пачку ассигнаций, выпавшую из кармана Татьяны, даже не поинтересовалась, откуда у дочери такие большие деньги, больше того — с удовольствием приняла от нее подарок — серьги с бриллиантами. И это — при весьма высокой обеспеченности семьи. Но им все было мало. Вот и пошла Татьяна на преступление, хорошо зная при этом, что участвует в подрыве экономической мощи нашего государства.

…Нелегкий, но почетный путь прошел Вячеслав Васильевич в рядах доблестных стражей государственной безопасности.

Во время одной из наших бесед в ответ на вопрос, почему он стал чекистом, полковник Толстов сказал:

— Стремление с оружием в руках бороться с врагами Советской власти, как и у многих сверстников, зародилось у меня еще в юношеские годы. Ведь нашим идеалом были герои гражданской войны, первые чекисты, которых народ по праву именовал рыцарями революции. Именно эта юношеская восторженность и определила мой выбор. А дальше что… Служба — как служба…

Пятнадцать орденов и медалей украшают грудь полковника Толстова. Видимо, хорошо шла служба.

Мельничук Ярослав

ШЛА ПОСЛЕДНЯЯ ОСЕНЬ ВОЙНЫ

Вообще-то до Комарно лучше всего было добираться на попутной машине, по крайней мере так Петру посоветовали в Дрогобыче. Но, проторчав битый час на безлюдной дороге, он вынужден был проситься на подводу к какому-то угрюмому старику. Не удостоив своего попутчика слова, тот демонстративно старался не глядеть в его сторону, давая тем самым понять, что ни в какие разговоры ввязываться не собирается. Даже когда Петр, небрежно расстегнув шинель, вынул из кармана новеньких форменных брюк папиросы — не столько для того, чтобы закурить, сколько с целью попотчевать своего молчаливого возницу, — дед и бровью не повел, достал откуда-то из-за пазухи черный кисет и, зажав меж коленями вожжи, ловко свернул козью ножку.

— Ну что ж, — подумал лейтенант. — Поиграем в молчанку…

Он спрятал папиросы и, соскочив с телеги, которую тощая лошаденка начала вкатывать под гору, зашагал рядом. Был этот человек высок и широкоплеч, ступал легко, словно не по ухабистой, раскисшей от недавнего дождя дороге, а по проспекту, с удовольствием подставляя встречному ветерку молодое, открытое лицо.

Вдоль дороги тянулся жиденький орешник, из которого кое-где выглядывали хиленькие сосенки. Дальше простирались возделанные поля, расчерченные ровными межами наделов. Справа виднелся лес, верхушек лиственниц которого уже коснулась желтизна осени, а слева показался хутор. Несколько хат с пристройками выглядели одиноко, словно брошенные хозяевами: ни тебе садика рядом, ни живности на подворье.