Безродыш. Предземье

Только не на том островке, где валяется в луже крови вскрытый журавль — даже просто стянуть тушу в воду у меня не хватило силёнок — а на дальней земле. Труп ублюдка я муляке скормил — не найти его точно — но вдруг, когда хватятся, следы Вахна на берегу Гиблой гнили разыщут? Кто-то вспомнит тогда обязательно, что журавлиные крики не так далеко вроде слышал. Полезут в болото ещё.

Нельзя, чтобы вещи мои и убитого рядом нашли. На Такера-то едва ли подумают, а вот дедова любимчика вычислить — задача нетрудная. На всякий случай и ползанки свои перепрячу подальше. Ту, на которой Вахн приплыл, уже на большой остров отвёз. Одну в одну вложил, а сам сверху. Теперь дело за моей и ещё одной запасной.

Ни единой, даже самой мелкой, зацепки остаться против меня не должно. Следы ног на мягком берегу и так всегда затираю, но мало ли. Для общины я убийца теперь, если узнают. Что свою жизнь спасал не докажешь. Особенно после того, как труп Гиблой гнили скормил. Да и сознайся я, расскажи всё по-честному, не поверит никто. Даже слушать не будут безродного.

* * *

На покос травы уже времени у меня не осталось. К месту сбора явился с заполненным едва наполовину тюком. Хольга холодно глянула, но ничего не сказала. Хорошо, что бригадирша не знает о нашем сговоре с Вахном. Две недели я в сборщиках. Ещё столько же, и придёт срок новый серебряный тётке выкатывать. Одна польза от гибели скупщика — на ещё один месяц теперь деньги есть. А там уже и торговцы из града приедут.

За частокол заходил с колотящимся сердцем. У ворот не встречают — уже знак хороший. Может, я дурное то сам навыдумывал, а на деле всё и не так вовсе? Сбросил в общую кучу олему, где наутро траву разбирать старикам с ребятнёй, и скорее до дому. Но, конечно же, не к себе побежал — к Такеровой тянет землянке.

Дверь открыта. Суюсь без стука.

— Куда лезешь?

Шагнувший навстречу Гравр отбросил ногой. Руки старшего сына старосты заняты ношей. Котелок дедов тащит — в него плошки и кружки уложены. Следом из землянки вперёд задницей выбирается Лон. Он с ещё одним парнем волочет под днище один из тех двух сундуков, где у Такера сложены ценности.

Йок! Йок! Йок! Я был прав! Не хотел верить, но… Йоков Вахн! Проклятый ублюдок!

— Что случилось?

Спросил, уже зная ответ. Голос, словно чужой.

— Помер старый, — равнодушно сообщил Гравр. — С дороги свали. Не мешайся.

Вот и сказано слово. До последнего надежду берёг, но обманывать себя глупо. На островке ещё понял, что убил старика волосатый урод. Нет больше деда… Нет Такера. Нет наставника моего, друга единственного. На помощи мне погорел. Но не стану себя винить. Нет. Вахн — вот, кто виновник всему!

— Как помер? — пробормотал я растерянно. — Вчера был здоров. Как же так?

Гравр уже прошёл мимо, но услышал Лон.

— Во сне сердце встало. У стариков так бывает. На печи нашли утром.

И, поравнявшись со мной, поняв, с кем говорит, презрительно добавил, скривившись:

— Ты только здесь не рыдай, безродыш. Беги в подол бабке своей слёзы лей. Не позорься на людях.

Но я уже не слушал прыщавого. На печи уже мёртвым нашли? Придушил значит Вахн. Не за горло руками, а просто нос со ртом заткнул чем-то и держал пока… Много ли сил надо, чтобы лишившегося с приходом старости всего троероста немощного деда убить? Но доказывать сейчас что-то кому-то бессмысленно. Уже наказан злодей.

Только мне от того не легче. И одного из самых близких людей потерял, и защиты лишился, и помощи, какая незаменимой была. Даже из вещей дедовых, кроме тех, что уже мне подарены, ничего теперь не достанется больше. Нет у Такера родни — всё добро, включая землянку и оставленные на хранение мои медяки, достаётся общине. Считай, Хвану и его мерзкой семейке. В дом поселят кого захотят, вещи распродадут или, что самим нужно, себе оставят. Как теперь жить без деда?

Но не одинок я. И, как бы тяжело сейчас на душе не было, слёз на радость рыжим ублюдкам я лить не буду. С Такером или без, а задач, поставленных, с меня никто не снимал. Обещал старику отомстить за него, лучшим охотником стать, значит стану. И всего другого, что задумал, добьюсь. Ответственность на мне большая лежит, но так и взрослый уже. Своей головой думать надо, своими руками делать.

Но деда всё равно жалко ужасно. Великий человек, могучий охотник, и от руки такого слизняка принял смерть. К своей землянке подходил я грустнее тучи. Завтра буду думать, как жить дальше без Такера, а сегодня все мысли о деде.

— Кит! — приподнялся на руках, видно, выползший меня специально встречать Халаш. — Знаешь уже? Старый Такер…

— Знаю, братишка, — оборвал я малого. — Знаю. Нет больше Такера.

Халаш, хоть и маленький, а тоже мужик. На лице горе, но слёзы в глазах не блестят. Другое дело девчонки. В землянке, где уже все после дневных дел, работ собрались, скулёж стоит — лучше и не входил бы сюда. Малышня облепила Маргу и сидящую на коленях перед старухой Вею, что пришла домой чутка раньше меня.