Безумие белых ночей

Педалирую в центр, как тот малыш, что катился на своей железной машине с педалями. Сегодня туман настолько густой, что можно подавиться, будто весь Питер столкнулся с одним большим обстоятельством, люди и машины пытаются рассеять его. Они двигают его туда-сюда, хотя многим из них уже обрыдло туда, а другим сюда. Так и мечутся, в основном те, что с желанием наметать себе икру на хлеб с маслом. Потихоньку смог рассеивается и исчезает. Дышать становится легче. Зеленый, как я и любил, он мне сопутствует всю дорогу. «Чудо». Чтобы поменьше людей, поменьше машин, с которыми по пути мне, это не значит, что мы единое целое, мне наплевать на них, им на меня. Один, услышав меня, так и сделал, приоткрыв окно, возможно, он тоже думал о резине. Только потом я заметил, что чудо ехало сзади с мигалками и флажками. Этим наплевать на всех. Мы как космическая пыль, по сути, которая осела на поверхности шара, тот висит в комнате оригинальной люстрой, одним из десяти, где лампочка по центру своей центробежной плеткой гоняет вокруг себя остальные шарики разных размеров. Конструкция вращается по кругу. Мы проросли, мы выжили и культивируем цивилизацию, покуда тряпка мокрая в руке какой-нибудь Кассиопеи или Ариадны, что прислуживает во дворце Вселенной, нас не сотрет, словно быль, банально делая уборку в доме раз в неделю. Останавливаюсь у колонн. У колонн толстые ноги, вперед выставлена одна, вторая осталась под юбкой крыши. Каждая из колонн выставила по ноге, но мне не остановиться: «Извините, стеллы, боюсь, я не потяну вашего тарифа. Нет, нет, даже не уговаривайте, не то что стоянки, с вами даже остановка запрещена», — вижу неподалеку сутенера с полосатой палкой, именно ею он выгуливает девочек и зарабатывает. Провожает меня взглядом: «Проваливай, жмот». — «И тебе всего доброго, крохобор. Натяни на свой полосатый член резину с шипами и бей дальше добропорядочных граждан. Государство эбонитовых палок. Да, надо бы поменять резину, — вспомнил я про резину. — И сделать развал — схождение. Да уж, некоторые хороши по пояс, остальное у них уже врастает в землю, в худшем случае, как у этого, уже в асфальт». Припарковался за углом. «Вот и вторая нога», — проник я мимо колонн в здание. Здесь меня уже поджидало приятное женское общество.

* * *

Я вошел в ванную, где утопала в пене Шила.

— Ждать — глупо, идти навстречу — лениво, в итоге стоишь на своем. На своем одиночестве и не слышишь, как оно кричит: «сойди, дура, ты мне надоела».

— Что ты выбираешь — снежинок или мух? — шепчу я на ухо Шиле, которая болтает по телефону.

— Что?

— Я говорю, что ты выбираешь — снежинок или бабочек?

— Если ты про зиму и лето, то я за бабочек.

— Все на измене.

— Вчера поняла, чего не хватает. Уверенности. Я вся на измене.

— Я вот тоже думаю, в обменник пойти или еще подождать, — улыбаясь мне, треплется по телефону жена. — Принеси из комнаты.

— Что принести?

— Ну, принеси! — кричала она мне из ванной, голая и мокрая, с телефоном.

— Ты чего такая радостная?

— На работу вышла.

— Я думала, замуж.

— Зачем мне муж, у меня есть машина.

«Она любила свою машину, ключи от нее она хранила на одной связке с ключами от сердца», — понял Артур, с кем болтала жена.

— Знаешь, когда-то я тоже была чувственной, нежной, ранимой.

— А потом?

— А потом надоело. Я купила машину, теперь езжу и матерю всех подряд, — эмоционально объясняла жена, что она уже почти профессионал за рулем. На самом деле по ее педагогической шкале я бы присвоил ей категорию «Интермидиат». Именно такие позволяют себе брать в салоне, впрочем, для кого-то это было неплохим методом сбросить пар.

«Полотенце», — подумал я. Я тоже иногда забывал нужные слова, но на Шилу это было не похоже.

На столе в зале лежала стопка перетянутых атласной лентой книг. Бант на самом верху из той же самой ленты, как у школьниц первого сентября. Я схватил связку и поспешил в ванную целовать жену.

— Там еще торт. Поставь пока в холодильник, — зажала она трубку, чтобы там не услышали страшную тайну.

Я знал этот торт, это был «Захер». Черный, плотный, вкусный. Я поцеловал жену в шею и пошел на кухню поставить в холодильник вино. Махнулся с ним рислингом на «Захер».

— Здесь нолика не хватает на обложке! — крикнул я Шиле.

— Добавь, если нужно, но мне кажется, тебе этот возраст подходит больше.

«Нолика не хватает, добавь. Все равно все нолики в прибыли будут биты одним тире, какой бы она ни была. Тире это и есть единица… тебя, которая упадет между датами переправой, считай, что все время ты строишь вторую опору долгого своего моста, для тебя это мост, для остальных просто мостик, когда-нибудь он зарастет мхом и бурьяном». Размышляя, я открыл бутылку немецкого белого, которое приятно запотело в ожидании…

— Тебе вина налить? — просунул я в дверь ванной.

— Не. Я сейчас уже выхожу.

— А сколько лошадиных сил у твоей машины? — начала уже подмерзать в остывающей воде Шила.

— Сто двадцать лошадиных сил? Мне это ничего не говорит, — с недоумением обсуждала она покупку подруги.