Безумный гороскоп

Открыв бутылку минералки, Ката с жадностью стала глотать теплую воду.

Без четверти пять она уже сидела за столиком открытого кафе и озиралась по сторонам.

Эрнест приехал с десятиминутным опозданием.

– Не мог найти ключи от машины, – сказал он, сев на пластмассовый стул. – А что за срочность, по телефону ты толком не объяснила, зачем хочешь со мной встретиться? И вообще, почему нельзя было поговорить дома?

– С глазу на глаз мне будет легче.

– Загадочная ты женщина, Катарина. Вся окутана таинственностью.

Катка отпила остывший кофе и попросила:

– Эрик, будь другом, принеси пару салфеток.

Он встал.

– Эрик, подожди. У меня телефон разрядился, не одолжишь свой? Надо позвонить Розалии.

– Держи, – усмехнувшись, Гжельский пошел за салфетками.

Трясущимися руками Копейкина нажимала на кнопки его телефона.

Когда Эрнест вернулся, Ката с вызовом уставилась на него.

– Да что с тобой, в конце концов? – насторожился он. – Ведешь себя неестественно. Ты здорова?

– Эрик, зачем ты соврал?

– Я? Когда?

– Почему не сказал майору, что в ночь убийства Александра Константиновна звонила тебе на сотовый?

Гжельский моментально покрылся испариной.

– Звонила мне? Ты что-то путаешь.

– У меня телефон Купатовой. Отрицать бессмысленно.

Эрнест быстро осмотрелся вокруг.

– Я не посчитал нужным рассказывать о звонке тетки, потому что в действительности с ней не разговаривал. Не забывай, я находился в дороге, а когда она звонила, я спал. Провел несколько часов за рулем – глаза слипались. Я попросту не слышал ее звонка. Увидел, что она звонила, лишь утром.

– Экспертиза установила, что смерть Александры наступила…

– Да, да, знаю, между полуночью и двумя ночи.

– Ее звонок, сделанный без восемнадцати час, мог здорово помочь следствию. Но ты упорно молчал. И я хочу услышать правду – почему.

– Говорю, я с ней не разговаривал!

– Очередная ложь. Пока ты ходил за салфетками, я узнала много интересного.

– Может, поделишься информацией? – с издевкой в голосе процедил Гжельский.

– С удовольствием. Утверждаю со стопроцентной гарантией – ты разговаривал с тетей. Об этом свидетельствует высвеченный номер ее телефона во входящих звонках. Если бы, как ты выразился, ты спал и не слышал звонка, то номер Купатовой значился бы в пропущенных вызовах. А он во входящих, Эрик. Доказательства налицо.

Эрнест побагровел:

– Я тебя недооценил, ты дашь фору любому сыщику.

– Не стоит мне льстить.

– Хорошо, – он нагнулся к ее лицу, – я ответил на звонок. Я сказал тетке, что не желаю с ней разговаривать, и отсоединился.

– Ты был ночью в особняке? Я права? Забрался в кабинет Александры через окно.

– Я стучал в окно, – выпалил Эрнест. – Не хотел будить домашних, а когда увидел свет в кабинете тетки, постучал по стеклу. Она открыла мне входную дверь, мы вернулись в кабинет, стали разговаривать…

– И?

– Для тетки я навсегда остался маленьким беспомощным мальчиком. Она закидала меня вопросами. Почему я бледный, откуда круги под глазами. Потом потребовала показать руки.

– Для чего?

– Предположила, что я наркоман и сижу на игле.

– А дальше?

– Я психанул, хотел уйти, а она закричала, что я ее родной сын. – Эрик закрыл лицо ладонями. – У меня разум помутился, я назвал ее сумасшедшей и выбежал на улицу. Машина стояла за воротами, я перемахнул через забор и уехал.

– Куда?

– Припарковался недалеко от поселка и просидел в тачке до утра. Когда садился в машину, раздался звонок. Я проорал в трубку и отключил мобильник. Все.

– Ты должен был рассказать об этом майору.

– Нет! – Эрнест вздрогнул от собственного крика.

Несколько человек за соседними столиками покосились в их сторону.

– Тетю уже не вернуть к жизни, – заявил Гжельский, сбавив тон.

Ката поднесла ко рту салфетку.

– Ты не до конца откровенен.

– А почему я вообще должен быть с тобой откровенным? Ты кто, Господь Бог? Или думаешь, что тетю убил я? Отвечай! Ты считаешь, я задушил Александру?

– Мне…

– Я ее не убивал! Заруби себе на носу – не убивал! Мы не виновны в ее смерти.

Эрнест побежал к своей машине.

Скомкав пластиковый стаканчик, Катка прошептала:

– Что он имел в виду под словами «мы не виновны»? Кто «мы»?

Вечером того же дня в спальню Копейкиной робко постучал Борис Игоревич. Застыв на пороге, он опустил голову и начал издалека:

– Катарина, тебе известно, что в последнее время на нашу семью свалилось много горя.

– Конечно, Борис Игоревич.

– Нам очень тяжело, мы все чувствуем себя неважнецки.

– Понимаю.

– Пойми также, что это наша семейная трагедия. Трагедия семьи Гжельских.

– Куда вы клоните?

– Мне очень неловко просить тебя об этом, но я вынужден. Полагаю, что вы с Розалией и Натальей уже можете вернуться к себе.

Подобного от Бориса Игоревича Катка не ожидала.

– Вы нас гоните?

– Не гоню, а прошу войти в наше положение. Не сердись, но так будет лучше для всех.

Ощущая себя ребенком, у которого взрослый дядя отобрал конфетку, Катарина прошептала:

– Хорошо, Борис Игоревич, я вас поняла. Завтра утром нас здесь не будет.

– Вы можете приехать на сороковины Олега.

– Непременно.

Гжельский откланялся.