Безумство храбрых. Бог, мистер Глен и Юрий Коробцов (Рисунки А. Лурье)

Придя в цех, Баранников взял со стола первый попавшийся чертеж и отправился «на консультацию» к Шарлю Борсаку.

Склонившись над чертежом и водя по нему рукой, Баранников рассказал французу о встрече с Отто. Теперь и Шарль Борсак тоже запомнил две фамилии: Вильгельм Кригер и Христиан Гальц.

— А моя связь с Францией что-то оборвалась, — вздохнул Борсак.

— Я пускаю в ход операцию номер два, — сказал Баранников.

— Правильно. Я тоже думал об этом. Надо только предупредить Гримма…

19

В середине рабочего дня под землей завыла сирена тревоги. Появившиеся в цехах эсэсовцы приказали прекратить работу и по главной штольне выходить на поверхность.

Баранников шел вместе со своими токарями. Они испуганно смотрели на солдат, оравших, чтобы узники двигались быстрее. Не умолкая выла сирена, и эхо ее страшного голоса металось по подземелью,

— Спокойно, товарищи, — строго сказал полякам Баранников, хотя сам испытывал сильное нервное напряжение. Он догадывался, что начинается расправа за диверсию.

Измученные люди выходили на поверхность и в первую минуту останавливались. Как толчок в грудь, был для них первый глоток чистого воздуха. У выхода из главной штольни все время образовывалась пробка. В остановившуюся толпу, в которой был и Баранников, ворвались эсэсовцы. Они били заключенных автоматами в спины, изощрялись в скотской брани.

Солнце стояло в зените, но его застилал черный полог дыма от крематория, и солнце чуть проглядывало сквозь дым бледным диском. Заключенных гнали к подножию горы, где стояли две виселицы с качающимися от ветра петлями из белоснежной веревки. Заключенных построили в каре. Оркестр, разместившийся возле виселиц, играл бравурный марш. Чуть в стороне стояла группа эсэсовского начальства.

Баранников увидел там и знакомого ему генерала СС Зигмаля. Заложив руки за спину, он наблюдал за построением заключенных.

Прозвучал свисток. Оркестр оборвал марш.

— Внимание, внимание! — протяжно крикнул комендант.

Эсэсовцы смотрели в сторону боковой штольни, где находился вход в тюремный бункер. Из черной дыры показалось шествие: впереди три автоматчика, за ними двое заключенных со связанными на спине руками2 позади еще три автоматчика. Оркестр заиграл цирковой галоп. Когда процессия остановилась под виселицами, медный грохот оборвался.

Баранников вглядывался в лица обреченных — они были такие одинаковые. Голод, мучения, усталость и грязь сделали их похожими друг на друга. Баранникову показалось только, что один из них русский.

Из тюремного бункера вывели еще одного заключенного. Баранников узнал его-это был Вернер, друг Отто. Вернера провели туда, где стояло эсэсовское начальство.

Конвоиры отошли в сторону. Низко опустив голову, Вернер одиноко стоял в нескольких шагах от генерала Зигмаля. Его почему-то несвязанные большие руки устало висели вдоль тела.

Комендант лагеря вошел в центр каре и, задрав голову, начал речь:

— Сейчас по приговору суда будут повешены саботажники. Один из них — немец, другой — русский. Знать имена этих негодяев не обязательно. Память о них развеется вместе с этим дымом. — Он показал на дым крематория и выразительно помолчал. — Эти типы попытались поднять руку на святое святых Германии — на ее военную мощь. Жалкие черви у ног великана! Они должны быть раздавлены!

Немедленно раздавлены! — Накалив себя, комендант перешел на крик:-Мы сметем всех и каждого! Враг, где бы он ни прятался, будет найден! Мы заставим его захлебнуться в собственной крови! Мы прекрасно знаем, что эти два мерзавца были не одни! Мы знаем всех их сообщников — людей, потерявших разум и доверившихся червям. О них мы еще позаботимся. Чтобы вздернуть их всех на перекладину, времени нужно немного. Сегодня будут казнены эти двое. — Он сделал паузу и заговорил почти трагическим голосом: — У Германии, у нас, немцев, не может не вызывать гнева и стыда то, что один из этих мерзавцев по документам числится нашим соотечественником. Сейчас сама Германия уничтожит этого изменника, вступившего в сговор с агентом наших врагов — русским. Видите, вон там стоит человек, — с пафосом говорил комендант, показывая на Вернера. — Он немец, хотя и в одежде заключенного. Он был плохим немцем, он был коммунистом. Но у него было время подумать о себе, и он многое понял. Он нам сейчас докажет, что снова стал немцем. Заключенный Вернер, подойдите сюда.

Вернер шагнул в центр каре, высоко подняв голову. Баранникову даже показалось, что он улыбался. Неужели он оказался предателем?

Вернер остановился перед комендантом, смотря ему прямо в лицо.

— Заключенный Вернер, вы сейчас исполните приговор Германии. Я приказываю вам повесить этих мерзавцев.

Вернер неподвижно стоял перед комендантом и все так же в упор смотрел ему в лицо. Вокруг была немая тишина. Из трубы крематория вываливались клубы черного дыма.

— Вы что, не понимаете немецкого языка? — крикнул комендант.

После нескольких секунд могильной тишины все услышали громкий голос Вернера:

— Я отказываюсь исполнить этот приказ.

Среди рядов заключенных пронесся шорох, будто метнулся порыв ветра.

— Взять его! Взять его! — закричал комендант.