Может, и правда, ничего появление работорговца не значит? Приехал в столицу и приехал. А что на этой улице очутился – так я тоже на неё от городских ворот каким-то образом выехала, когда добралась до Эризеи.
К тому же через одну улицу от нас располагается сразу несколько больших постоялых дворов. Вполне возможно, туда Али и направлялся.
Так, уговаривая себя, я всё больше успокаиваюсь и после обеда возвращаюсь в лавку, расположенную на первом этаже дома Тати.
До самого вечера разбираю тот самый дальний стеллаж, раскладывая книги по темам. Иногда выхожу помочь Тати с многочисленными покупателями, вдруг дружно ринувшимися к нам в лавку.
Лишь когда магазинчик закрыт и мы при свете свечей садимся ужинать, мои мысли снова возвращаются к Али.
- Тати, скажи, нет ли у тебя каких-то родственников, у которых я могу пожить, пока не закончится эта ярмарка и мы не будем уверены, что работорговец убрался из города? Боюсь, пока он здесь, я не смогу чувствовать себя спокойно, — спрашиваю с надеждой.
Женщина с сожалением качает головой:
- У меня никого не осталось, дорогая. Детей у нас с мужем не получилось родить. Братьев и сестёр у той девочки, чьё место я заняла, тоже не было.
Все мои подруги или далеко живут, и к ним тебя не отправишь. Или, наоборот, чуть не на соседней улице – смысла к ним переезжать нет, только лишние вопросы вызовем.
- Может есть домик в деревне, где я могу отсидеться? – не сдаюсь я.
- Дома в деревне тоже нет – я продала его, чтобы расширить своё дело после смерти мужа.
Тати задумывается, покусывая губы и странно на меня поглядывая.
- Ты что-то придумала? – спрашиваю осторожно – что-то в её взгляде настораживает меня.
Ответить подруга не успевает - во входную дверь кто-то стучит. Громко и очень требовательно.
Глава 32
Мы с Тати, как ужаленные, подпрыгиваем и в страхе смотрим друг на друга – кто может прийти в такое время?
- Иди в свою комнату, — одними губами шепчет она. – Закройся и не выходи, пока я не приду за тобой.
Я молча киваю и на цыпочках иду к лестнице. Стараясь не скрипнуть ни одной ступенькой, лёгкой птичкой взлетаю в свою комнату в мансарде под крышей.
Не зажигая свечей, торопливо достаю из шкафа холщовую сумку, где лежат все мои ценности – оставшиеся монеты, кулон в форме листика, кое-какая одежда и сухари.
Кладу ее возле двери и открываю окно – через него легко выбраться на крышу, а дальше на сарай, где у Тати хранится всякий хлам. Затем нужно спуститься по узкой лестнице на задний двор. А уже оттуда, через заботливо приготовленную мной дырку в заборе, выскользнуть в неприметный переулок, выводящий на одну из тихих городских улочек.
Ещё в первые дни своей жизни у Тати я изучила возможные пути побега и всегда держала наготове сумку с вещами первой необходимости.
В конце концов, родилась я в такие времена, когда каждый день мог стать последним на свободе, и за тобой в любой момент могли прийти суровые мужчины из одного очень неприятного ведомства.
И хотя на свет я появилась почти на излёте той ужасной эпохи, память о ней въелась в мою голову благодаря рассказам родителей. Ещё бабушки, которая всю оставшуюся жизнь держала в коридоре сумку с набором вещей первой необходимости – на случай, если тебя придут арестовывать.
Вот и я, попав в ситуацию, когда в любой момент может потребоваться пуститься в бега, всегда была наготове.
Подперев раму толстой книгой, чтобы не закрылась от ветра, я осторожно приоткрываю дверь комнаты и прислушиваюсь к раздающимся снизу голосам – мужскому и женскому.
Но сколько я ни пытаюсь расслышать хоть слово, ничего не получается. Единственное, я понимаю, что голос Тати кажется испуганным, а голос мужчины звучит совсем тихо и вкрадчиво.
- Вы не можете так поступить! – вдруг возмущённо восклицает Тати. – Мы честные женщины и своё дело я веду аккуратно!
- Но дорогая госпожа Татиана…, — мужчина тоже начинает говорить громче, и я узнаю в нём пахучего толстяка Фраштивца.
Интересно, зачем он явился в такой час, когда в этом городе даже друзей не навещают - время поле заката отдано для семейных ужинов и тихих посиделок в кругу близких?
Спускаюсь ещё на несколько ступенек и навостряю уши.
- Так что подумайте, госпожа Татиана. Я же к вам с самыми добрыми намерениями – вашу заявку на новый кредит городской банк непременно одобрит. Но и вы с вашей племянницей будьте добры ко мне, милая госпожа Татиана.
Что ему отвечает Тати я не понимаю – ответ заглушает шум шагов и хлопок закрывшейся двери.
Неслышно слетаю вниз, но на последней ступеньке замедляюсь. До гостиной дохожу на цыпочках и осторожно заглядываю.
Тати стоит посреди комнаты и стеклянными глазами смотрит на какую-то бумагу в своих руках. Лицо у неё неестественно, почти до синевы бледное.
Внезапно она комкает лист и швыряет его на пол. Всхлипывает, зажимает рот ладонью и, пошатываясь, идёт к дивану. Тяжело опускается, закрывает лицо ладонями и так сидит, беззвучно плача.
- Тати, — я осторожно приобнимаю её за плечи. – Что хотел Фраштивц?
Отрываю её руки от заплаканного лица.
- Он тебя шантажировать пришёл? Из-за меня? Проблемы с банком?