Безымянная могила

- Если ты решил заранее, что именно хочешь услышать и что посчитаешь истиной, то не стоило тратить силы, чтобы прийти сюда, господин. Я не могу обещать, что открою тебе истину, могу обещать лишь, что не стану лгать, если почувствую твое доверие. Если же не почувствую, то буду молчать, сохраню верность своим тайнам. - На лице у Марии Магдалины застыла печаль.

Лука поднялся; голос его дрожал:

- Вижу, ты не понимаешь меня. Я ничего не решал заранее, кроме одного: я хочу верить тебе, потому что вынужден верить. Иной возможности у меня нет, Мария Магдалина... - и он отвернулся к стене.

- Мне минуло пятьдесят, господин, я давно живу в одиночестве, беседую лишь со своей памятью, - сказала Мария Магдалина. - Когда я узнала вчера, что ты придешь, у меня сердце в груди забилось и я, словно хорошую весть, ждала тебя с рассвета. Мне храмом остался вот этот дом, алтарем - эта горница, сюда я никого не пускаю, с людьми встречаюсь на улице. Видишь, я только услышала про тебя - и со вчерашнего дня все думаю, как омою ноги тебе, когда ты войдешь в эту горницу, как умащу их маслами... Я сама боюсь: вдруг ты не так меня поймешь - мне ведь за пятьдесят уже... Я тебя так ждала, Лука, так верила! А ты думаешь, я лгать тебе буду...

Лука повернулся, сел, спрятал лицо в ладонях.

- Ты опять заставляешь меня краснеть, женщина... Попытайся понять... Вера моя - на последнем издыхании, сомнения терзают меня, словно дикие звери. Я ведь тоже один, хоть и живу среди братьев, хоть и есть у меня в жизни миссия... Разочарования медленно, но верно убивают мой дух. Посмотри на меня! - Он поднял голову. - В первый миг, как только я тебя увидел, глаза мне словно ослепило колдовское сияние, и я понял: или я поверю тебе, каждому твоему слову, или... лучше сразу уйти.

Мария покачала головой.

- Ты несчастлив, Лука, тебя слишком мало любили в жизни, никто тебя по-настоящему не любил. Вот ты и стал подозрительным, вся душа - в шрамах, ты изо всех сил стараешься быть реалистом, но презираешь реальность, а жизнь тем временем, как вода, уходит сквозь пальцы. Ты проповедуешь веру, а сам собираешь жалкие крохи ее, и дрожишь, и, как малый ребенок, робко надеешься на чудо...

Лука печально вздохнул:

- Откуда тебе все это известно, Мария Магдалина?.. Я на врача учился, видел страдания, видел смерть, в сознании у меня, сколько помню себя, живет убеждение, что спасти человека нельзя... И все же каким-то ветром туда, в сознание мое, занесло крохотную, как горчичное зернышко, надежду, что, может быть, выход, спасение все-таки есть, и вот сейчас это зернышко готово взорваться и разнести мне череп...

Глаза Марии Магдалины затуманились слезами, лицо Луки расплылось перед нею, стало смутным пятном.

- Мы с тобой знакомы всего ничего, час или полтора, а я словно всю жизнь тебя знала. Это я виновата. Нужно было бы сразу омыть тебе ноги, и накидкой своей осушить, и умастить маслами. Тогда бы не впал ты в сомнение, поверил бы мне...

- Мне еще никто никогда не совершал омовение ног, Мария Магдалина. Вполне может быть, я тогда испугался бы, и хотя мне известен твой возраст, да и мне тоже минуло пятьдесят, - может, я тогда смутился бы и убежал... Лука опустил голову на грудь.

- Словом... я несу таз с водой. - Мария Магдалина вытерла слезы в уголках глаз, на лице ее заиграла улыбка, она поднялась с лавки.

- Нет, не надо! Пусть все будет как есть. У тебя в душе тоже ведь было зерно подозрения. - Лука смотрел на женщину, чувствуя, как в груди его наконец разливается умиротворение. - Можно, я тебя спрошу кое о чем?.. Скажи, откуда ты знаешь так глубоко тайны счастья и несчастья человеческого?

- Господин, я любила, и меня любили.

- Многие?

- Многие, - ответила Мария Магдалина; потом, помолчав, продолжала: - Не спрашивай больше, я буду сама говорить. Если так ляжет на душу, расскажу тебе все, если же нет, довольствуйся тем, что услышишь, и знай, что я тебя не обманываю.

Лука кивнул, пригладил пальцами редеющие волосы, отер ладонью лицо, бороду с проседью.

- Ты-то мне веришь, Мария Магдалина? - спросил он вдруг.

- Я же лучший наряд свой надела, а ты даже и не заметил, - сказала женщина.

- Хотя никогда не видела, не знала тебя. Снова скажу: мало тебя любили, Лука. Разреши наконец принести что-нибудь, чтобы ты чувствовал себя как дома.

- Нет, - отмахнулся Лука и, откинувшись к стене, прикрыл глаза. Рассказывай все, что хочешь и можешь. Вопросов у меня уже нет, потому что ни к чему тут вопросы. Полагаюсь целиком на тебя. - Не открывая глаз, он помолчал, лишь губы его беззвучно формировали слова. Потом произнес: Околдовала ты меня, Мария Магдалина. Ты все еще... прекрасна. Говорю это тебе, чтобы не приходилось больше заикаться и лепетать.

Мария Магдалина поднялась, поставила перед Лукой столик, на столик кринку.

Восковые блики на лице у нее смягчились, перешли в нежный румянец; подойдя к Луке, она тихо спросила его:

- Значит, ты хочешь знать все?