Безжалостный распутник

Сиринга опустила глаза и принялась машинально вертеть в руках серебряную ложку.

— Я… плохо представляю себе, о чем ты говоришь, — прошептала она едва слышно. — Но почему ты тогда не остался со мной?

— Потому что, моя дорогая, — ответил граф, — я не хотел осквернить такое чистое и совершенное создание, как ты. Поэтому я вернулся в свою спальню. А все потому, что я понял, что не просто желаю тебя, а люблю. Люблю, как только можно любить один-единственный раз в жизни.

И поэтому я решил дать тебе шанс.

— Дать мне шанс? — удивилась Сиринга.

— Шанс убедиться в том, что и ты любишь меня. Мне ведь было прекрасно известно, сколь однообразна была твоя жизнь. Ты почти не бывала в мужском обществе. Как я мог быть уверен, что мы созданы друг для друга?

— Допустим, я захотела бы выйти замуж за кого-то другого. Например, за маркиза?

— В таком случае ты была бы для меня потеряна, — честно признался граф. — Но я готов был рискнуть, чтобы потом не терзаться сомнениями.

— А теперь?

— Теперь я не намерен ничем рисковать. Ведь у меня есть ты.

Увидев, что глаза Сиринги светятся счастьем, граф улыбнулся, но в следующий миг она робко произнесла:

— Я не хочу, чтобы ты разочаровался во мне, ведь я такая неискушенная… Ты объяснишь мне, как это происходит в постели между мужчиной и женщиной?

На миг воцарилось молчание.

— Вскоре ты получишь уроки любви, — осторожно произнес граф, — но клянусь тебе всем своим сердцем, что я не напугаю тебя и не сделаю тебе больно.

— Я знаю, что ты бы никогда так не поступил, — ответила Сиринга, заметив, что в глазах графа вспыхнул огонь. Он поднялся из-за стола и принялся задувать свечи.

Пока они ели и пили, солнце успело опуститься за горизонт, и теперь небо окрасилось в темно-фиолетовый цвет летней ночи.

— Куда мы пойдем? — спросила Сиринга.

— Наверх, — ответил граф.

— Взглянуть на купол? — с радостью в голосе уточнила она. — С удовольствием!

Взяв в руки свечу, граф повел ее по гладкому полу, но, как только они подошли к мраморной лестнице, задул свечу. Сиринга зашагала впереди него по ступенькам.

Она не знала, что ее ждет наверху, но стоило ей ступить на второй этаж, как с ее губ сорвался возглас изумления.

Комнату озарял свет огромных свечей в высоких золотых подсвечниках. Окон не было, однако стены украшали росписи, причем совсем иные, чем внизу. Здесь можно было увидеть всех пернатых обитателей Монахова леса: синиц, серых воробышков, дроздов, скворцов, пятнистых куропаток, синекрылых соек, черно-белых сорок. Между ними, касаясь легкими крылышками нежных лепестков роз, порхали бабочки, пчелы собирали нектар с золотистой жимолости, а рядом кружились стрекозы.

Все помещение было уставлено цветами, наполнявшими воздух пьянящими ароматами, — лилиями, туберозами, гвоздиками, ночными фиалками.

Рядом с северной стеной стояла огромная кровать с резным изголовьем, изящно расписанным цветочным орнаментом на флорентийский манер.

Но потолок — вместо резного купола, который ожидала увидеть Сиринга, — был затянут синим шелком, подобно одеждам мадонны на картинах итальянских мастеров.

Сиринга недоуменно посмотрела на графа.

— А сейчас я продемонстрирую тебе мой последний сюрприз, — произнес он. — И чтобы увидеть его так, как должно, ты должна лечь в постель и посмотреть вверх.

Растерянная, но готовая выполнить любую его просьбу, Сиринга села на кровать. И, как будто поняв, что именно этого он от нее ждет, сняла атласные туфельки, с ногами забралась на парчовое итальянское покрывало и откинулась на подушки.

— Тебе удобно? — спросил граф.

— Я так взволнованна, — ответила Сиринга. — Мне и в голову не могло прийти, что обсерватория может быть столь прекрасна, а цветы делают ее похожей…

— …на наше тайное место? — закончил ее мысль граф.

Сиринга улыбнулась ему в ответ. Граф в свою очередь на мгновение задумался, как будто не знал, что ему делать дальше. Однако уже в следующий миг с решительным видом направился к свечам и задул их.

В комнате было жарко, и когда граф приблизился к трем большим свечам, горевшим по другую сторону огромной кровати, то снял с себя голубой атласный сюртук и бросил его на стул.

Его рубашка была из тонкого муслина, белый галстук завязан тщательнейшим образом.

«Как он хорош собой, — думала, глядя на него, Сиринга, — такой сильный, такой мужественный».

От этих мыслей она покраснела. Ей было неловко перед самой собой оттого, что она подумала о нем как о мужчине.

Граф приготовился задуть последнюю свечу, и в этот миг Сиринга заметила, что рядом с кроватью с потолка свисает толстый шелковый шнур с кисточкой на конце — такие обычно соединены с колокольчиком дворецкого.

Наконец последняя свеча потухла, однако Сиринга успела заметить, как граф потянул за шнур. Синий шелковый купол у них над головами медленно соскользнул с потолка, и Сиринга — а она лежала, откинувшись на подушки, — увидела над собой яркое звездное небо.