Ее партнер возвратился с кнутом, и Госпожа начала хлестать мое тело, на котором уже остались отметины от того, что происходило в спальне тем вечером. Одновременно с ударами кнута ее пальцы дразнили мое влагалище, а ее партнер сидел за кухонным столом, с дьявольской усмешкой потягивая чай, и я ощущала абсолютную эйфорию от своего служения. Это был один из тех моментов, когда я абсолютно ясно ощущала, что нахожусь именно там, где должна быть, с полным пониманием своего предназначения и в том состоянии внутреннего покоя, которое существует только при абсолютной покорности.
Покорность – это дар полного подчинения другому человеку. Это отказ от эго и потворства своим желаниям и слабостям. Когда я участвую в жесткой сцене Доминирования/подчинения, я ощущаю себя полым стволом бамбука: я позволяю энергии течь сквозь меня, полностью сосредоточиваясь на окружающей действительности и на моем Доминанте, не привлекая внимание к себе. Это требует умения чувствовать ритм жизни, текущей вокруг меня, полностью присутствовать в сцене, понимать, как я действую в этом ритме, вписываться в эту какофонию звуков.
Например, звук ключа, поворачивающегося в двери, – это сигнал для меня снять трусики и встать на колени в позу раба, сложив руки за спиной. Заслышав звук воды в душе, я инстинктивно начинаю рассчитывать время, прикидывая, когда мой Господин выйдет из душа, чтобы я могла подойти к нему, протягивая свернутое полотенце. Звук свистящего чайника активизирует мою готовность приготовить чай для Господина. Свистящий чайник, вода в душе, ключ в двери – все это то же для моего слуха, что и звук флоггера, впивающегося в мою благодарную плоть, взмах палки, визг других покорных партнеров и крики оргазменного удовольствия, которые окружают нас в общественных «темницах». Это большая честь – служить, подчиняться, отказвшись от своего эго, внимательно и сосредоточенно.
Но, будучи покорными рабами, мы все равно остаемся людьми. Мы совершаем ошибки, и, если мы не хотим повиноваться или действуем непочтительно, нас будут наказывать. Учтивость и достоинство, с которыми подчиненный партнер принимает наказание, столь же важны, как и то, как он ведет себя в обычной жизни. Возможно, это даже более важно.
Помню один случай, когда я позволила моим эмоциям взять надо мной верх во время D/s-сцены с моим Господином. Господин сказал мне, что из-за производственной необходимости ему придется работать допоздна в день нашей годовщины, которая должна была наступить через несколько недель. Этот личный вопрос затрагивал меня как возлюбленную моего Господина, а не как его покорную слугу. Я в гневе убежала со сцены и совершила основной грех в D/s-отношениях – сняла свой ошейник. Ошейник – символ преданности нашим D/s-отношениям, а также символ чести, отображающий мои обязательства перед БДСМ-сообществом. Потеряв самообладание и сняв ошейник, я не только выказала неуважение своему Господину, но и опозорила все наше сообщество. В результате мой Господин решил, что наказание должно быть публичным.
Я с позором тащилась вслед за Господином, жалея, что не могу провалиться на месте. Я была благодарна за благословенную темноту, которую дарила мне повязка на глазах. Он привел меня вниз в «темницу» и поставил на четвереньки на подвешенном столе. Это дезориентировало: трудно балансировать на нем, ничего не видя. Стоя на четвереньках и отставив зад, я ждала наказания. Веревка, обмотанная вокруг груди, под руками, под ребрами, впивалась в тело. Я старалась унять дыхание и привести себя в состояние полного подчинения.
Я ощущала на себе флоггеры, шлепалки, руки, ремни, пояса, зажимы, прищепки и рты. Я мягко ворковала: «Спасибо, Господин» и «Спасибо, Госпожа». Позднее я услышала, что все выстроились в очередь, каждый хотел что-то сделать. Я меняла положение тела, подставляя грудь, влагалище, разворачиваясь, чтобы зрителям было лучше видно происходящее. Я стояла, удерживая различные сложные, напряженные позы, сидя на корточках, балансируя – и все это с повязкой на глазах. Я вертела головой на звуки голосов в комнате. Я слышала, как люди разговаривают с моим Господином. Когда он передавал меня следующему участнику действа, каждый вежливо спрашивал у меня: «Я могу сделать что-то посерьезнее?» – «Если это понравится вам, Господин».