Библия и русская литература (хрестоматия)

Христианская поэтичность в XVIII в., как и в средневековой Руси, взаимодействовала с языческой. Только язычество Нового времени жадно впитывало в себя античность. Об этом свидетельствует не только ломоносовский «Разговор с Анакреоном», но все его оды, где рядом упоминаются образы античной и христианской мифологии, и греческий Олимп соседствует с христианским Небом. Можно заметить у Ломоносова и отзвуки древнерусских языческих представлений. В знаменитой его оде императрице Елизавете (1747) «Великое светило миру» — Солнце — напоминает Даждьбога из «Слова о полку Игореве». Слияние христианской, античной и русской языческой поэтичности, свойственное мышлению автора, органично в стиле оды. Он рисует, например, деяния Петра — Человека, посланного в Россию Зиждителем мира:

В полях кровавых Марс страшился Свой меч в Петровых зря руках, И с трепетом Нептун чудился, Взирая на российский флаг. В стенах внезапно укрепленна И зданиями окруженна Сомненная Нева рекла: Или я нынче позабылась И с оного пути склонилась, Которым прежде я текла?

Очевидно, что Зиждитель — Творец всего сущего — связан с библейскими Книгами Бытия, Марс и Нептун пришли в поэму, как и Парнас, Минерва, из античной мифологии; не столь очевидно, но достоверно, что «сомненная» (недоумевающая) Нева — в художественном родстве с олицетворенным Донцом из «Слова», который говорит: «О князь Игорь! Немало тебе величия, а Кончаку нелюбия, а Русской земле веселия».

Ломоносов, разумеется, не мог знать «Слова», список которого был найден в конце XVIII в. Но у художественной традиции много путей, преемственность художественного мышления неодолима, даже если пресекается на какое-то время. Знаменательно, что Ломоносов унаследовал и то отношение к войне и миру, что было свойственно автору древнего произведения: «Слово» устремлено к прекращению усобиц, губящих жизнь «Даждьбожа внука», засевающих землю костьми, а не зерном; Светило в ломоносовской оде «краше в свете не находит», чем «возлюбленная тишина» и Елисавета, которая «войне поставила конец».

Вся русская литература XVIII в. явилась уникальной лабораторией, в которой исследовались и созидались литературный язык, поэзия, драматургия, прозаические жанры, искусство перевода. В сложнейшем взаимодействии времен, культур, традиций Библия была несомненным организующим центром, ибо определяла константы миропонимания и нравственности, формировала отношение к слову и писательскому долгу.

4. «Иное упало на добрую землю и принесло плод...»

Много нового в русскую литературу принес XIX век: она стала средоточием самосознания нации, обрела общероссийское и мировое признание, колоссально возросла ее роль в установлении и развитии межнациональных и международных связей. Основой этого стремительного подъема явились, несомненно, художественные свершения литературы русского средневековья и XVIII века.