Библия-Миллениум. Книга 2

— А сколько у тебя было женщин? — Соломону показалось, что глаза Завуфа смеются, хотя лицо остается серьезным.

— Не знаю, — ответил он, усаживаясь с ним рядом.

— Больше десяти? — Завуф спрашивал все с тем же непонятным выражением лица. Соломону продолжало казаться, что тот хохочет внутри до боли в животе. Одновременно с этим он почувствовал укол.

— Десяти? Я думаю — больше тысячи, — так же серьезно ответил он Завуфу.

— И ты всех любил?

Соломон залился краской.

— Я имел в виду, что сплю только с женщинами!

— А… — Завуф уже открыто издевался. — Так бы и говорил тогда: «Я трахаю только женщин». Затем лицо его стало на самом деле очень серьезным: — Знаешь, Соломон, у твоего отца тоже были тысячи женщин. А любил он только одного человека.

Потрескивание поленьев нарушало повисшую тишину. Соломон почувствовал, как страсть, о которой он так мечтал, застилает его туманом. Огромные руки нежно обхватили его, рот обожгло… Соломон ощутил, что вот-вот потеряет сознание… Резкий телефонный звонок с размаху шлепнул его на землю. Он отшатнулся от Завуфа. Тот криво усмехнулся и взял трубку.

— Алло.

— Завуф?

— Да, папа, — брови Завуфа удивленно приподнялись.

— Соломон все еще у тебя?

— Да, — Завуф уставился прямо на Соломона, который отполз к креслу и выглядел так, как будто его изнасиловали.

— Дай ему трубку.

— Пап…

— Дай ему трубку!

— Хорошо… Это тебя.

— Алло, — Соломон услышал свой голос как бы со стороны. Чужой, хриплый…

— Соломон?

— Да, это я.

— Ты здоров?

«В голосе Нафана явная тревога, но не по поводу моего здоровья», — подумал он.

— Да.

— Вирсавия умерла.

В трубке наступила тишина. Соломон не убирал ее от уха. Странно, он ожидал немедленного взрыва горя. Но его не было. Он подождал почти минуту… Ничего…

— Соломон! — позвал его Нафан. — Не отчаивайся… Пришло время. — в трубке раздались всхлипывания. Нафан плачет! Нафан плачет, а я нет! Ужас перед собственной бесчеловечностью охватил Соломона. Но он… наслаждался…

— Когда ты приедешь?

Соломон посмотрел на сидящего напротив Завуфа. Как прекрасно отблески огня играют у того на груди. Страсть уже не покидала его. Она не покинет его больше никогда!

— Завтра! — рявкнул он в трубку.

— Завтра?.. Но я не понимаю… Соломон! — Завуф разорвал голос отца, выдернув вилку телефона.

Страсть, страсть, страсть! Заливающая все тело, охватывающая со всех сторон, уносящая прочь. Соломон чувствовал себя океанской бездной, качающейся, пульсирующей в такт с вулканической силой, бьющей и обжигающей.

Маленькое зеркальце на уровне пола, часть каминной отделки, отражало его лицо. Соломон увидел маленькую белую капельку на своей губе. Она мерцала, как жемчужина. Звезда Давида.

* * *

Тот же зал. Гроб на помосте. Соломону кажется, что мать жива. Просто спит. Тот же точеный профиль, бесстрастное лицо. Тоненькая линия губ. Ее загримировали. У нее те же ярко-красные хищные губы. Вот-вот она встанет и увидит его.

Рядом сидит Завуф. Он держит его за руку.

Людей меньше. Они меньше говорят. В основном молча проходят, укоряюще глядя на Соломона. Из-за него похороны откладывались несколько раз — он приехал почти через месяц после звонка Нафана.

Вот и он появляется в зале. Опускается на колени перед гробом Вирсавии. Слезы текут по его щекам. Затем он поворачивает свое багрово-красное лицо туда, где сидят Соломон и Завуф. Он подходит быстрыми шагами и дает Соломону звонкую пощечину.

— Ты… Ты осквернил память матери! Она жила для тебя! Она все делала ради тебя! Свинья! — Нафан осыпал Соломона ударами. Тот не уклонялся. Нафана вывели из зала. Соломон продолжал сидеть в том же положении, только руки его теперь сжимали колени. Губы превратились в тонкую грань. Красные пятна на его лице чередовались с необыкновенной бледностью.

Завуф взял его за руку. Но Соломон отдернул ее и посмотрел на Завуфа глазами, полными ненависти. В этот момент он стал удивительно похож на свою мать. Губы плотно сжались, а лицо побледнело. Словно это сама Вирсавия поднялась из могилы, чтобы не дать истории начаться заново, чтобы не дать пережить сыну то, что изломало всю жизнь ее мужа и тех, кто был рядом с ним.

— Что… что произошло? — Завуф не понял, как случилось это преображение.

— Уходи! Тебе лучше уйти. Сейчас! — глаза Соломона сверкали яростью, дух Вирсавии вошел в него, демонстрируя мощь своего гнева.

— Но… Соломон…

— Ты мне больше не нужен! Я тебе ничего не должен! Уходи!

Завуф вышел, недоуменно оглядываясь.

На улице он столкнулся с отцом. Тот было кинулся к нему. А потом махнул рукой и тяжело опустился на траву, обхватив голову руками.

Завуфу показалось в этот момент, что если он не выбежит за пределы этого дома, этого владения — то задохнется. Он бежал что было силы до машины. Уезжал с максимальной скоростью. Только отъехав на несколько километров, он вдохнул полной грудью свежий, настоящий воздух. Свободен!

— Я свободен! — вырвалось у него.

Соломон… Завуф думал о нем всю дорогу. «Я на свободе… я там задыхался…» В конце концов Завуф решил, что должен вытащить Соломона из его дома.

Шло время. Соломон не отвечал на звонки Завуфа. Они не виделись более.