Библиотечка «Красной звезды» № 11 (515) - Помнить, откуда родом

А войну я встретил старшиной 1-й статьи на крейсере «Молотов». Помню, в сорок первом нас, моряков, спросили: пойдем ли мы защищать Одессу? И вся команда, как ни горька была уже сама мысль расстаться с кораблем, сделала шаг вперед. В конце июля на крейсере «Червона Украина» особый диверсионный отряд, состоящий из добровольцев, доставили в Одессу. Четким флотским шагом прошли мы по пустынному городу на улицу Пастера. Позже оттуда я не раз уходил в разведку.

По сложности разведки были разные. Мы не всегда знали конечную цель своих заданий. Однажды, уже в последний момент, стало ясно, что речь идет о том, чтобы любой ценой дать Одессе воду. Цена была для большинства из нас самой высокой — жизнь.

Так случилось, что и моя мать получила похоронку. Немолодая, она ушла на фронт и вернулась с войны майором медицинской службы с орденом Красной Звезды.

Только в конце войны я узнал, что считался погибшим и был награжден орденом Красного Знамени.

— Знаю, что все военные люди этим орденом очень дорожат…

— Не только мы, наши отцы гордились этим орденом и носили его на красной материи.

— Ваш отец воевал?

— Да, в гражданскую партизанил. Он был знаком с Фрунзе и много мне о нем рассказывал. Отец строил Харьковский тракторный завод, был директором научно-исследовательского института, среди наших гостей всегда были военные люди.

— Как вы стали поэтом?

— Серьезно поэзией начал заниматься уже после войны. Член военного совета Черноморского флота вице-адмирал Азаров подсказал: поедешь в отпуск в Москву — попытайся поступить в Литературный институт. К его и моему удивлению, с тройкой по истории я в Литинститут все-таки поступил.

— В каком году вы начали печататься?

— В сорок восьмом в журнале «Знамя» появилась первая поэма «Ветер с моря», посвященная памяти Героя Советского Союза Дмитрия Глухова.

Принимал меня тогда главный редактор журнала Всеволод Вишневский:

«Воевал?» — спросил он.

«Да».

«Ты настоящий моряк?»

«Думаю, что настоящий».

«Был ранен?»

«Был», — отвечал я.

«И награжден, наверное?»

Я утвердительно кивнул головой.

Вишневский на верстке написал: «№ 7».

«А как же поэма?» — робко спросил я.

«Еще не читал, но думаю, что должна быть хорошей».

Тогда с войны пришло много прекрасных поэтов: Семен Гудзенко, Алексей Недогонов, Михаил Луконин… К сожалению, их уже с нами нет, а они наши одногодки.

— Знаете, не мог равнодушно читать вашу «Севастопольскую хронику». Все время было ощущение, что в поэме слились воедино история и современность…

— Мне всегда казалось, что между первой и второй обороной Севастополя, разделенными почти целым столетием, много общего. Особенно любовь к Севастополю, невозможность отступить, отойти, сдать и как выход — беззаветное мужество солдат, офицеров, генералов, адмиралов.

Я обратился к архивам. Большую помощь получил в Морской библиотеке Севастополя. Ее работники познакомили меня с малоизвестными материалами о защите города в 1854–1855 годах. Но самое сильное впечатление произвели документы, связанные с судьбой моего кумира — адмирала Нахимова.

Смерть на бастионах Малахова кургана косила тогда всех подряд, не разбирая чинов. Погиб уже адмирал Корнилов. Его захоронили в нише Владимирского собора. Еще одна ниша, последняя, оставалась свободной. Нахимов сказал: ее держу для себя. Но вскоре пуля настигла адмирала Истомина. И тогда Нахимов прошептал: раз нет больше места в склепе, лягу… в ногах у товарищей. Меня это потрясло. Показалось, будто бы не было столетия, а это случилось вчера, с нами, со мной. И у нас в сорок втором не возникала мысль о сдаче Севастополя. Мы готовы были драться не только до последнего патрона, а и до последнего человека. Так родились самые горькие строки, напечатанные много лет спустя: «Мы отошли, точнее — сдали. Как странно было б знать тогда, что будут нам ковать медали за отданные города».

«Севастопольская хроника» Григория Поженяна неожиданно завершается картиной Севастополя семьдесят пятого года: «Маки, маки, алые маки — горькая память земли…». Маки действительно буйствуют в мае и на Малаховом кургане, и на Сапун-горе. Красные маки — капли крови павших солдат, проступившие их напоминанием о себе. И естественно, что из стихов «Маки», написанных совсем не для эстрады, родилась песня, теперь уже одна из самых популярных в нашей стране.

— А как с «Одесской хроникой»? Не думаете ли вы писать об этом? Там такая же острая и четкая связь времен.

— Не только думаю, но уже давно пишу.

— В ваших стихах, Григорий Михайлович, тема дружбы, по-моему, одна из главных. Убежден, что следы ее невольно ведут на фронт.