Библиотека Дон Кихота

Так Воронов стоял, слушал и разрушался. А Книга злилась на свою жертву. Ей совсем не хотелось, чтобы автор узнал ее слабые стороны. Узнал даже ценою собственной жизни. Как женщина Она любила тайны. К тому же ей не хотелось ни в чем уступать своему автору. Любая уступка — слабость, то есть подчинение, а это недопустимо, это позор. Она никак не ожидала такого отчаянного азарта, больше похожего на русскую рулетку. Крепкий орешек попался. До всего докопаться хочет. Как быть с таким? Он, автор, готов даже умереть в этот солнечный февральский день, лишь бы дойти до сути. Готов, как Голем, распасться на атомы и превратиться в маленькую кучку праха. Ну, чего он упорствует, дурачок. Ему достаточно сделать один шаг в сторону, и напряжение чудовищное, нечеловеческое, тут же спадет, прекратится, как распад обогащенного урана, когда глушат реактор. Он даже не подозревает, куда попал, в какую точку вселенной угодил, неудачно выбрав место на пляже. Иди домой, слышишь, тебя жена заждалась. Хочешь, я оставлю тебя в покое и со временем ты забудешь обо мне. У тебя есть жена, зачем тебе я? Со мной ты быстрей умрешь, рассыпешься в прах, и жена только соберет песок совочком, чтобы отвести домой, в Москву. Ну, сделай шаг в сторону, прошу тебя, и иди домой. Все равно я не откроюсь тебе, не позволю установить власть надо мной.

— Вы писатель! — трясла Она его в парке много лет назад, куда они ушли погулять после очередной лекции. — Вы писатель, слышите!

Так она кричала в отчаянии, влюбленная в ту его суть, что была в нем помимо тела, смертного, разрушающегося. Она не пропускала ни одной его лекции, она жадно ловила каждое его слово. А он к тому времени еще и не знал, еще не верил в то, что он писатель и что Книга вероломно избрала его в качестве своей жертвы, в качестве своего автора-любовника.

— Вы писатель, слышите, писатель! — кричала она в отчаянии, прекрасно зная, что им никогда не быть вместе: тело и душа слишком разные субстанции.

И теперь, оказавшись в точке пересечения опасных для человека сил, он понял, что то была тоже Книга. Она стремилась воплотиться во всех женщинах, с которыми сводила его судьба. И каждой из этих женщин он причинял необычайную боль. Получалось, что Книга мучила его сейчас точно так же, как когда-то он мучил ее, мучил своих любимых женщин.

Когда он сказал жене, что уходит, то почувствовал, что режет ножом по живому: острое, как бритва, лезвие вспарывает кожный покров и начинает обильно сочиться кровь. Он режет, а в ушах так и стоит этот крик отчаяния:

— Вы писатель, слышите, писатель!

И крик этот эхом разносится по опустевшему зимнему парку.

Да! Он писатель! Писатель! Чтобы не говорила по этому поводу и как бы не сомневалась в его предназначении одна пухлая тетка с навыками филологического анализа. И это мучительно для всех окружающих. Оксана истекает кровью и стонет от боли. И во всем виновата только Книга. Это Она — мастерица принимать различные женские образы, чтобы не застоялось сердце, чтобы ты всем существом своим: кровью, сухожилиями, кишками, сердцем, костями понял, что такое Любовь. Женщины, страдая, учили его Любви. И это Книга поручала им воспитывать, держать в постоянном напряжении, одним словом, подготавливать к мучительному поиску своего будущего автора. И больше всех выпало страданий жене. Девочка моя, как натерпелась ты от этой самой Книги! Сколько мужества, мудрости понадобилось тебе, чтобы преподать автору, самый лучший, самый великий урок самопожертвования. Люблю тебя, девочка моя! И хотя Книга гонит меня к тебе, но я сильно подозреваю, что ты сможешь Ей составить серьезную оппозицию, ты не дашь своего мужа в обиду, ты в миг поймешь ее, Книги, женскую природу. Она тебя побаивается.

— За жену решил спрятаться, дурачок? — вновь начала Книга. — А ты подумал, смертный, что я сейчас поиграю с тобой и брошу. Возьму да и найду себе другого борзописца. На тебе свет клином не сошелся. А тебя просто не станет. Сейчас! Вот еще немного — и случится инфаркт или взорвет твою бедную головушку инсульт. Что тогда? Тебя-то не станет, любопытный, а я, Книга, я — вечная, как эта Гора и море. Мы просто разыгрываем тебя, понял? Мы поставили твою жизнь на кон ради удовольствия: вечность — штука скучная, вот и развлекаемся, как можем. Неужели жизнь стоит моей тайны? Подумай, крепко подумай, муравей. Раскрыть тайну хочешь? Что ж, она, может быть, тебе и откроется, но в самый последний момент, когда ты, как твой друг, папаша Шульц, начнешь глотать ртом воздух в предсмертных муках удушья. Кому, кому ты о ней тогда успеешь поведать, дурашка?

Роман вновь возвращается в свое привычное состояние

Испания. Наши дни.