Библиотека мировой литературы для детей, том 36

— Трус! Теперь ты трепещешь? Ты должен был трепетать тогда, когда оскорблял самого могущественного и счастливого из людей!.. Подлец!

Весь дрожа от злобы, Сулла ударил Грания по лицу. Несчастный простерся на полу около бассейна и, рыдая, молил о пощаде.

— Пощади! Смилостивись!.. Умоляю, прости меня!.. — кричал он.

— Пощадить? — завопил Сулла, окончательно выйдя из себя. — Пощадить негодяя, оскорбившего меня… в то время как я мучаюсь от ужаснейшей боли? Нет, ты умрешь, презренный, здесь, сейчас же, на моих глазах!.. Я жажду насладиться твоими последними судорогами, твоим предсмертным хрипением…

Беснуясь и корчась как безумный, Сулла расчесывал обеими руками свое изъеденное болезнью тело и глухим от бешенства голосом кричал рабам:

— Эй, лентяи!.. Чего смотрите? Хватайте его, бейте!.. Забейте до смерти здесь, при мне… Задушите его…

И так как рабы, видимо, были в нерешительности, он напряг последние силы и закричал страшным голосом:

— Задушите его, или, клянусь факелами и змеями эриний, я всех вас прикажу распять!

Рабы бросились на несчастного эдила, повалили его на пол, начали бить и топтать ногами, а Сулла метался и бесновался, как дикий зверь, почуявший кровь:

— Так, так! Бейте, топчите! Душите негодяя! Ради богов ада, душите его!

Четыре раба, которые были сильнее Грания, движимые животным инстинктом самосохранения, избивали эдила. Он пытался защищаться: наносил им удары своими мощными кулаками, отчаянно отбивался и старался вырваться. Сначала рабы били его не очень сильно, только из боязни ослушаться своего господина, но постепенно, распалившись в драке, сдавили Грания с такой силой, что тот уже не в состоянии был пошевелиться.

Один из рабов стиснул ему горло обеими руками, изо всех сил нажал коленом на грудь и в несколько секунд задушил его.

Сулла, у которого глаза почти что вылезли из орбит и на губах выступила пена, наслаждался зрелищем избиения, упивался им и выкрикивал слабеющим голосом:

— Так… так… сильнее!.. Дави его… Души!

В смертную минуту Грания Сулла, изнуренный своей яростью, своими воплями и приступом бешенства, вдруг запрокинул голову и угасшим, еле слышным голосом прохрипел:

— На помощь!.. Умираю! На помощь!..

Подбежал Хрисогон, а вслед за ним и другие рабы; они подняли Суллу и посадили, прислонив плечами к стенке бассейна. Лицо бывшего диктатора было безжизненно, веки закрылись, стиснутые зубы были оскалены, губы искривились, он весь дрожал.

Хрисогон и другие рабы хлопотали вокруг него, стараясь привести в чувство, но вдруг судорога прошла по всему телу Суллы, начался приступ сильнейшего кашля, затем изо рта хлынула кровь, и, издавая глухие стоны, не открывая глаз, он умер.

Так закончил свою жизнь в возрасте шестидесяти лет этот человек, столь же великий, сколь и свирепый: высокий ум и силы души подавлялись в нем жестокостью и необузданностью. Он совершил великие деяния, но навлек на свою родину немало несчастий и, будучи прославлен как выдающийся полководец, оставил по себе память в истории как о худшем гражданине; обозревая все совершенное им в жизни, трудно решить, чего было у него больше — мужества и энергии или же коварства и притворства. Консул Гней Папирий Карбон, сторонник Мария, долго и отважно сражавшийся против Суллы, говорил, что когда он боролся против льва и лисицы, живших в душе Суллы, то наибольшего труда стоила ему борьба с лисицей.

Лишь только Сулла испустил дух, в баню вошел раб Диодор с врачом Сирмионом и еще в дверях закричал:

— Из Рима прибыл гонец с чрезвычайно важным посланием от…

Но голос его замер на полуслове: он увидел смятение окружающих, потрясенных смертью Суллы.

Сирмион вбежал в комнату, велел вынуть тело умершего из ванны и положить на ложе из подушек, приготовленное тут же на полу. Он начал исследовать тело Суллы, пощупал пульс, выслушал сердце и, грустно покачав головой, промолвил:

— Все кончено… он умер!

Раб Эвтибиды, который привез письмо от нее, последовал за Диодором в баню; он долго стоял в углу, пораженный и испуганный случившимся, и наблюдал за происходящим. Потом, приняв Хрисогона за самое важное в доме лицо, гонец подошел к нему и, подавая письмо, сказал:

— Прекрасная Эвтибида, моя госпожа, велела мне отдать это письмо Сулле в собственные руки, но боги пожелали наказать меня, заставив явиться сюда лишь затем, чтобы увидеть мертвым величайшего из людей. Предназначенное ему письмо я вручаю тебе, ибо, судя по слезам на твоих глазах, ты один из самых близких ему людей.

Вне себя от горя, Хрисогон машинально взял письмо и, не обратив на него никакого внимания, спрятал между туникой и рубашкой; затем вновь принялся хлопотать около своего господина и благодетеля, тело которого в это время натирали благовониями.

Весть о смерти Суллы уже успела распространиться; в доме все были подняты на ноги. Рабы сбежались в баню, и оттуда доносились теперь стоны и громкий плач. В это время появился прибывший из Рима комедиант Метробий, еще не отдышавшийся от стремительной скачки; его платье было в беспорядке, по бледному лицу текли слезы.