Библиотека в Париже

Я пошла через Сену, сжимая в руке пряжку ремня, и ремень раскачивался, как маятник. Облокотившись о перила, я уставилась на воду. Я была точно такой же скотиной, как Поль. Я сняла с пальца обручальное кольцо и швырнула его в реку. Вот так. Он больше мне не муж. Мы разведемся и никогда больше не обменяемся ни словом. Развод. Разведенные стояли даже ниже, чем падшие женщины. «Что подумают соседи?» – спросит маман. Мою мать не заинтересует причина развода. Она просто выгонит меня, как тетю Каро.

Часом раньше я праздновала свое будущее. Теперь у меня осталась лишь тьма. Я не знала, что делать с собой. Я быстро прошла по Елисейским Полям, мимо парочек, сидевших за столиками уличных кафе, вокруг очереди в кинотеатр, и шла все дальше и дальше, не зная, куда иду, пока не очутилась перед Американским госпиталем. Когда я проходила мимо машины «скорой помощи», стоявшей на подъездной дорожке, какая-то сиделка сказала мне:

– Как хорошо, что ты вернулась! Помощь нам не помешает.

Маргарет не желала больше иметь со мной ничего общего, но здесь я могла позаботиться о раненых. Я могла остаться в госпитале – штат и волонтеры ночевали на раскладушках, – как это было в начале войны. Мне незачем будет смотреть в глаза родным и друзьям, а Поль ни за что не найдет меня здесь. И я с облегчением поднялась по цементному пандусу заднего входа.

Маргарет была права. Я никогда не признавалась себе в том, насколько меня злило, когда она оскорбляла солдат вроде Реми или выдумывала, что горе Битси – лишь притворство. Я никогда не признавалась себе в том, что завидовала светской жизни Маргарет. Я закупоривала в себе негодование, и оно, как газ в бутылке шампанского, которую кто-то встряхнул, в какой-то момент вырвалось наружу. В то мгновение мне хотелось наказать ее, и мгновения хватило, чтобы погубить жизнь – и жизнь Маргарет, и жизнь ее дочери.

Какой-то американский солдат на костылях ковылял мимо:

– Привет, малышка!

Я хлюпнула носом, и он протянул мне носовой платок:

– Что случилось?

Я прикусила губу, боясь открыть рот, боясь, что вся эта история выплеснется.

Он сел рядом со мной:

– Что случилось?

– Я сделала нечто ужасное.

– Ну, это большинство людей могут понять.

Его взгляд был таким пристальным, что мне пришлось отвлечь его внимание.

– Вы из какого штата?

– Монтана.

– И какой он?

– Просто рай.

Читатели из Кентукки говорили то же самое, как и солдаты из Кента и из Саскачевана.

– Вам придется убедить меня в этом.

– Монтана – самое красивое место на земле, а это уже о чем-то говорит, если мы сидим здесь, в веселом Париже. Мне хотелось уехать из моего провинциального городка, но, если мне настолько повезет, что я туда вернусь, клянусь, больше никогда не покину его. Там живут достойные люди. Честные. А мне раньше казалось, что это скучно.

– Скука иной раз хороша ради перемены.

– А как вы научились так хорошо говорить по-английски?

– Научилась в Американской библиотеке, еще в детстве.

– Так здесь есть и Американский госпиталь, и Американская библиотека?

– Не забудьте еще об Американской компании по изготовлению приборов отопления и Американской церкви! Месье де Нерсиа, один из наших читателей, обычно шутит, что американцы колонизировали Париж, не сказав никому ни слова.

– Что за читатели?! – засмеялся он.

– Я библиотекарь. Ну, была им.

– Мне бы хотелось увидеть вашу библиотеку. Может, возьмете меня туда? – (Я нахмурилась.) – Да, вы правы. – Он потер свое бедро. – С такой ногой я и стоять-то прямо не могу. Но мне бы хотелось проводить с вами больше времени.

На следующий день мы с ним устроились на крыльце снаружи. Он обменял свою норму сигарет на окорок и багет. И сказал мне, что поля в Монтане похожи на лоскутное одеяло. Рассказывал о том, что там в огромном небе нет туч. Говорил, что я должна попробовать бифштексы его матушки. Два дня спустя он уже сделал мне предложение.

Мне хотелось уехать, даже не повидав никого из тех, кого я знала. Начать все сначала и стать другим человеком, лучше прежнего. Я буду скучать по родителям, но им будет лучше без меня. Я буду скучать по коллегам и читателям, но без меня Маргарет сможет остаться в библиотеке. Я любила библиотеку, но Маргарет значила для меня намного больше, и я хотела доказать ей это.

– Малышка?

Бак смотрел на меня с таким пониманием, что я почувствовала: ему можно рассказать все. Но почему-то понимала, что он и так уже все знает.

– Конечно, я за тебя выйду.

Он обнял меня крепче. Я ощутила тепло его груди, мягкий хлопок его рубашки. Почувствовала себя в безопасности.

В тот день, когда вернулась из Бретани, я оставила свой чемодан в библиотеке. На рассвете, когда там не было никого, кроме сторожа, я забрала его вместе с последней пачкой украденных мной «вороньих писем». За столом Битси, заваленным детскими рисунками, карандашами, где стояла ее любимая чайная чашка, которая никому больше не была нужна, потому что была надколота, я написала: