Библиотека в Париже

Я постараюсь ничего не утаивать. Мы с Полем сбежали из-под наблюдения маман. Он нашел для нас какую-то пустую квартиру для дневных свиданий. Мы украсили будуар моими книгами и его зарисовками Бретани. Здесь нет отопления, и мы ужасно мерзнем, но оно того стоит! Я никогда не думала, что может быть занятие увлекательнее чтения.

Германия объявила войну Соединенным Штатам, и американцы во Франции теперь вражеские союзники, и я боюсь, что нацисты закроют нашу библиотеку навсегда. Хотя все служащие стараются делать вид, что ничего не происходит, мы устали и напуганы. Двигаемся как заводные игрушки. Иногда я начинаю злиться без причин. Иногда мне трудно думать. Иногда я не знаю, что думать.

В любом случае мы ждем рождественской вечеринки. Графиня сказала, что мы можем привести родных, если они высшего сорта, так что я пригласила маман и «тетю» Евгению. Папа́ не может прийти, у него какие-то встречи. Поэтому я на него и не жалуюсь. Он почти не бывает дома.

Люблю тебя,

Одиль

Аромат горячего вина со специями, приготовленного Борисом, плыл по всей библиотеке. В камине потрескивали каштаны. Битси помогала детям выреза́ть украшения для елки из старых каталогов. Мы с Маргарет нашли в кладовой яркие красные ленты и украсили читальный зал.

– У меня в квартире холодно, – сказала Маргарет. – Я могла бы использовать несколько этих заплесневелых книг в качестве дров.

Я инстинктивно схватила какой-то роман и прижала его к груди. Я бы скорее замерзла насмерть, чем уничтожила хотя бы один томик. Многие из этих книг были присланы из Америки для солдат во время Великой войны. Их читали в окопах и в полевых госпиталях, они приносили покой и помогали убежать от реальности.

– Да я шучу! – рассмеялась Маргарет. – Ты ведь понимаешь?

– Конечно…

И все равно говорить так было ужасно. Я ушла в уголок, баюкая «Портрет Дориана Грея», 823. Я вдохнула слегка пыльный запах книги, воображая, что это смесь запахов пороха и окопной грязи. Всякий раз, когда я открывала потрепанную книгу, мне нравилось думать, что я выпускаю на свободу дух какого-то солдата. «Привет, старина, – шептала я. – Теперь тебе ничто не грозит, ты дома».

– Разговариваешь сама с собой? – поддразнила меня Битси.

За ней появились маман и Евгения.

– Значит, вот где ты работаешь, – произнесла маман. – Здесь не так мрачно, как я ожидала.

– Вы что же, думали, будто она трудится в угольной шахте? – хихикнула Евгения.

Маман весело хлопнула ее по руке.

Каждый из пришедших принес какой-нибудь деликатес, которых теперь было так мало. Стоили они чудовищно дорого, их добывали либо на черном рынке, либо у деревенской родни. Нежный сыр камамбер. Корзинка апельсинов. Евгения поставила на стол тарелку паштета из гусиной печенки. Они с маман приготовили его из гусиных потрохов, которые Поль привез из Бретани.

В комнате все затихло, когда появилась графиня, в горностаевой накидке, под руку с мужем, седовласым джентльменом в смокинге. Даже без медалей на груди было ясно, что он генерал, – по его осанке, по тому, как он окинул гостей холодным взглядом, словно это были его войска.

У стола с закусками мадам Симон загнала в угол Клару де Шамбре, многословно объясняя ей, как соорудила шляпку-тюрбан из старого купального халата. Графиня бросила на мужа взгляд, призывая его на помощь, и генерал, как послушная комнатная собачка, поспешил увести ее.

– Он командовал солдатами на двух континентах, – сообщил мистер Прайс-Джонс.

– Но в том, кто командует теперь, сомнений не остается, – заметил месье де Нерсиа.

– Генерал встретился со своим Ватерлоо.

– Встретился с Ватерлоо? Он женился на ней.

Поль увел меня в мою любимую секцию стеллажей, к 823, где мы присоединились к Кэти и Хитклифу, Джейн и Рочестеру.