Библиотекарист

Боб попробовал еще раз и играл хорошо, но краем глаза заметил, что Ида отвлечена, тянется головой в сторону закрытой двери, и через некоторое время она подняла руку и снова сказала:

– Стоп.

Боб остановился.

– Ты звала? – спросила она через дверь.

– Да, причем не один раз, – отозвалась Джун.

– Хорошо, и в чем дело?

– Я просто не могла не отметить, до чего своевременно вы устроили этот тренировочный бой.

Ида устало посмотрела на Боба.

– Мы что, помешали твоим переговорам?

– Ну, не думаю, что вы им помогли. – Джун сделала паузу. – Угодно ли тебе знать, как прошла моя кампания по привлечению средств массовой информации?

– Угодно.

– Она прошла хорошо, несмотря на барабанную дробь Боба. Не то чтобы в этом был виноват Боб. Боб, слышишь? Это не твоя вина. Это вина Иды.

– Слышу, – выкликнул Боб.

Последовало молчание, а затем Джун сказала:

– Что ж, начну-ка я печатать наши афишки.

– Ну, спасибо, что так упорно держишь нас в курсе своих дел. – Ида, покачав головой, переключила внимание на Боба. – Чего я добиваюсь, – сказала она ему, – так это десяти секунд чистой игры в среднем регистре. Вдохни-выдохни, глубоко, два раза, и повтори попытку.

Боб подышал и выдал Иде двадцать секунд ровной, уверенной дроби. Она подняла руку, и Боб остановился.

– Отлично, – сказала она. – Как ты думаешь, сможешь ты повторить такое в присутствии зрителей? Ты будешь за сценой, за кулисами, но, знаешь ли, присутствие зрителей очень всегда чувствуется и может смутить. Подозреваю, что их будет немного, но часто небольшая аудитория еще заметней, еще значимей. Именно этого напряжения так недостает кинематографу, и именно по этой причине я ненавижу его так сильно, так рьяно, так…

Тут из соседней комнаты донеслись два необычных звука, один сразу после другого: первым был лязг и скрежет металла о металл; затем послышался лай собак, от которых Боб прежде лая не слышал, но теперь оба песика, отзываясь на лязг и скрежет, тявкали громко и самозабвенно. Ида и Боб, выйдя из ванной, увидели, что Джун крутит ручку маленькой печатной машинки, установленной на комоде, в воздухе порхают зигзагом, вылетая из машинки, голубые рекламные листовки, собаки скачут, захлебываются лаем и в целом полны эмоций, в то время как листовки, плавно снижаясь, ложатся на их тельца и на их черные островерхие шляпы. Перекрывая шум печатной машинки и лай собак, Джун крикнула Бобу:

– Только это способно вызвать у них такой порыв страсти.

Боб поднял с пола афишку:

ЧИСЛО МЕСТ ОГРАНИЧЕНО!

ТРИУМФАЛЬНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ ЛЮБИМЫХ ВЕТЕРАНОВ СЦЕНЫ!

ДЖУН И ИДА

И ИХ ДРЕССИРОВАННЫЕ СОБАКИ,

МАЛЫШ И ДРУЖОК,

ПОРАДУЮТ ВАС ЖИВЫМ И НЕВЕРОЯТНО ТОЧНЫМ АНАЛИЗОМ НАШЕЙ НЕПРОСТОЙ СИТУАЦИИ!

ДЖУН И ИДА ИСТОЛКУЮТ ТЕКУЩИЙ МОМЕНТ РЕЗОННО, ЛАКОНИЧНО И ИРОНИЧНО!

Ида взяла у Боба рекламный листок и прочла его.

– Тут есть намек на озорство и коварство, – признала она, а Джун все крутила ручку, и афишки кружились и падали, и собаки скакали и лаяли, а из прохудившегося реквизитного котла истекал якобы пар, испускаемый сухим льдом, сочился и кривым путем вился через комнату к открытому окну, в котором, заметил Боб, по прибрежной дороге тянулась на юг автомобильная колонна Нацгвардии.

* * *

Выдав Бобу его ежедневный доллар и пачку афишек, его послали прогуляться с собаками по городу, всем встречным подряд раздавать листовки, и вообще, насколько возможно это в рамках, как выразилась Ида, его склонной обособляться личности, всячески заманивать публику, побуждая людей прийти на предстоящее представление.

Перед уходом его попросили раздеть собак и привести их в порядок. Он заметил, что, напротив, такой собачий наряд не может не возбудить любопытства, что Ида и Джун признали верным и мудрым, и потому Дружок и Малыш всю прогулку пробегали в своих ведьмовских одежках.

Выйдя на крыльцо отеля, Боб увидел вторую колонну, которая, как и первая, двигалась по шоссе туда же, на юг; каждый из крытых грузовиков был плотно набит нацгвардейцами с мрачными лицами, а меж колен у них торчали винтовки. Человек пятьдесят горожан, выстроившись вдоль обочин, смотрели, как продвигается караван, и махали солдатам.

Шериф стоял у патрульного автомобиля, припаркованного перед магазином, через дорогу от отеля. Когда караван проехал, шериф квакнул клаксоном и заговорил в микрофон, который был подключен к громкоговорителю, установленному на крыше машины.

– Мне нужно кое-что вам сказать, – произнес он, и все, кто там был, мужчины и женщины, подошли и встали вокруг.

Боб ввинтился в толпу, следуя за другими. Все как-то сразу заговорили, и тогда шериф снял шляпу и помахал ею над головой. Когда толпа угомонилась, шериф шляпу надел и заговорил в микрофон.