— У меня есть масса старых американских бумажных комиксов. Понимаете, бумажных комиксов в Штатах никто больше не делает, а некоторые из этих древних — ну там андеграунд и все такое — никогда не копировались и не сканировались, так что в сетевом доступе их нигде нет. Поэтому серьезным коллекционерам часто удается доставать такие вещи, которые просто недоступны широкой публике. Такие вещи, которые больше никто не сможет увидеть, к которым никто не притрагивался, даже не смотрел на них уже многие годы!
Эллен Мэй выглядела разве что озадаченной — она явно не могла уловить, в чем же состоит столь волнующий момент этого хобби.
Алекс продолжал:
— Моя основная специальность — современные мексиканские бумажные комиксы: fotonovelas, детективы-манга, УФОзины и все в этом роде. Понимаете, это современный контекст на антикварном носителе, и это на самом деле такой кошмарно крутой фолк-арт… Мне они нравятся, и к тому же их довольно трудно достать… — Алекс улыбнулся. — У меня, правда, их полно.
— И что ты с ними делаешь? — спросила Эллен Мэй.
— Ну, не знаю… Каталогизирую, перекладываю в воздухонепроницаемые мешочки… Они у меня все в Хьюстоне. Я думал, что когда-нибудь, может быть, я их все отсканирую и вывешу в Сети, чтобы множество других людей тоже могли посмотреть, как это круто. И увидеть, сколько классных вещей я собрал. Но не знаю — на самом деле это вроде как испортило бы все удовольствие.
Тут Эллен Мэй покосилась на него уже с явным недоумением, и Алекс понял, что забрел слишком глубоко. Он выдал лучшую из своих улыбок, скромно преподнес ей пару хорошо очищенных корней и спросил:
— А что взламываете вы, Эллен Мэй?
— Я взламываю команчей, — сказала Эллен Мэй.
— Что это значит?
— Я родилась здесь, в Западном Техасе, — поведала она. — Я местная.
— Вот как?
Она совсем не была похожа на индианку из племени команчей. Она была похожа на крупную англо-американку с характерным для ее возраста выпирающим животом, в заляпанном кровью бумажном комбинезоне.
— Я выросла на ранчо, когда здесь не все еще высохло… В этой части Техаса никогда не жило много людей, а после того, как водоносные пласты пересохли, большинство из них тут же собрали вещички и уехали. Ну а потом, во время чрезвычайного положения, когда ударила настоящая засуха — я скажу тебе, всех и вся просто сдуло отсюда, словно горстку пыли!
Алекс кивнул, подтверждая, что слушает, и принялся скрести керамической овощечисткой следующий корень.
— Те, кто все же остался здесь, — они, конечно, бросили фермерствовать и разводить скот, а занялись собирательством. Ломали здания в опустевших городах. — Она пожала плечами. — Тогда это еще не называли взломами, потому что мы не взрывали ничего, что не было уже к этому времени покинуто. Я хочу сказать — у нас были причины взрывать все это. Мы просто хотели добыть немного денег. Мы не взрывали все подряд, только чтобы смотреть, как оно рушится и падает на землю, — вся эта мура пришла позже.
— Понятно, — сказал Алекс, прихлебывая свое варево.
— Я уже тогда начала серьезно задумываться над этим… Понимаешь, Алекс, на самом деле здесь вообще никто никогда не должен был заниматься сельским хозяйством. Вообще! Эта земля не создана для сельского хозяйства. И для скотоводства тоже — выпас скота здесь чересчур истощал почву. Это не было случайностью — то, что все это произошло. Мы устроили себе это сами.
Алекс кивнул.
— С незапамятных времен это была кочевая земля. Высокие равнины — они же когда-то были черны от бизонов, отсюда до самой Канады! Это были самые большие стада мигрирующих животных за всю историю! И их всех перебили из магазинных винтовок за какие-то двадцать лет. Потребовалось еще сто пятьдесят лет, чтобы выкачать из-под земли всю воду, ну и, конечно, атмосферу к тому времени тоже основательно раскурочили… Ты видишь, какая это была ошибка? Мы, те люди, которые здесь поселились, — это мы разорили эту землю! И за это сами были разорены.
Алекс промолчал.
— Понимаешь, в то время люди просто не могли поверить. Они не могли поверить, что такой огромный кусок старых добрых Соединенных Штатов может в конце концов оказаться попросту заброшенным. Что люди, которые когда-то поселились на этой земле и укротили ее — они любили повторять это, что они «укротили эту землю», — что эти люди просто больше не смогут здесь жить. Я хочу сказать — в то время это было беспрецедентным! Такая мысль казалась тогда совершенно невероятной и безумной. Сейчас-то, конечно, это самое обычное дело… Но в те времена правительство только и болтало насчет того, что все это временное явление, что они обязательно вскоре вновь заселят Западный Техас — сразу же, как только сообразят, как провести туда воду из Миннесоты, или растопить айсберги, или еще какую-нибудь идиотскую чепуху в том же роде… Черт побери, Алекс, да разве же можно переместить куда-либо воду! В сотни раз дешевле просто переместить людей. Они все жили в стране грез!
— Да, страна грез… — проговорил Алекс. — Я тоже в ней живал.