Билет на ладью Харона

День, ночь, день, ночь,Мы идем по Африке,День, ночь, ночь, день,Все по той же Африке.И только пыль, пыль, пыль из-под шагающих сапог,И отдыха нет на войне солдату.

– Здорово, – восхитился Тарханов. – А это откуда? Прямо как про меня в молодые годы. По ней я и шагал. И пыли было… Сам сочинил?

Ляхов в очередной раз удивился простодушной искренности товарища. Хотя пора бы было и привыкнуть.

– Ага. Вот еще послушай, нам все равно немножко отдохнуть нужно. Перед решающим броском в неизвестность. У твоей Татьяны какие глаза?

Сергей задумался.

– Да вроде карие…

Вадим имел другое мнение, ему казалось, что они скорее зеленоватые. Ну да все равно.

– Прошу, по заявкам слушателей:

Карие глаза – песок,Осень, волчья степь, охота,Скачка, вся на волосокОт паденья и полета.

– А у моей Майи, – сообщил он Сергею после неизбежной паузы, когда мужчины обдумывают услышанное, глаза – синие:

Синие глаза – луна,Вальса белое молчанье,Ежедневная стена

Неизбежного прощанья[32].

– Нет, брат, никогда я вас, интеллигентов, не пойму, – ответил подавленный магией чужих стихов Тарханов. – Как это получается, одни, уж до того крепкие ребята, с которыми служить приходилось, вдруг ломались в бою, а такие, вроде тебя, слабаки на вид, и шутить ухитрялись, и всю роту, из которой в живых треть оставалась, перед завтрашним смертельным боем успокаивали: «Ерунда, бойцы, не мы первые, не мы последние. И вообще смерть такая штука, что, пока я жив, ее нет. Когда она придет, меня не будет. Мы с ней никогда не встретимся».

Это у меня был такой подпоручик, Дима Гаев, командир саперного взвода, мост на Суэцком канале вовремя успел подорвать.

– И где он теперь? – с интересом спросил Ляхов.

– О, карьеру сделал! Говорят, начальник Московского метро, но я не проверял.

– Я о том же и говорил. Просто в этом и состоит суть аристократии. В нормальном обществе она должна воплощать в себе лучшие черты народа. И подтягивать прочих до своего уровня. Что, как я понял, твой Гаев и делал. Молодец.

А вот это уже опять про нас с тобой:

Память, ты слабее год от году,Тот ли это или кто другойПроменял веселую свободу

На священный долгожданный бой.Знал он муки голода и жажды,Сон тревожный, бесконечный путь,Но Святой Георгий тронул дваждыПулею не тронутую грудь[33].

Тарханов помолчал целую минуту, потом вздохнул, начал зашнуровывать ботинки.

А Ляхов подвел итог странного их литературного собеседования.

– Проще нам с тобой дойти до места, осмотреться и потом на машине за ними сгонять.

– Или на танке, – косвенным образом согласился Сергей.

Предположение о том, что внизу они увидели именно погранзаставу, подтвердилось быстрее, чем ожидали. Всего лишь в километре дорогу им пересекло солидное заграждение из колючей проволоки, густо натянутой между трехметровыми бетонными столбами.

Кстати, «колючей» – это слабо сказано. Проволочные нити вместо колючек покрывали целые бутоны блестящих лепестков, напоминающих лезвия для безопасной бритвы, только вдвое длиннее и настолько острые, что при одном взгляде на них непроизвольно начинали ныть корни зубов.

А уж лезть на подобное заграждение лично Ляхов согласился бы только… Да ни за что бы не согласился. Уж лучше пуля в спину от своих, чем эти штуки.

Насколько извращенным мышлением обладал тот, кто такое изобрел и воплотил в жизнь. Да еще, наверное, премию за рационализацию получил.

И уже привычно Вадим подумал, что встречался с подобным, и даже всплыло будто бы в памяти название подобной проволоки – «Егоза», чтобы тут же исчезнуть, как это бывает со сном в момент резкого пробуждения.

Тарханов был удивлен так же, как и он.

– Придумают же, – и со вкусом выматерился, чего вне строя себе обычно не позволял.

– Резать – нечем. Проход искать – долго. Давай вот тут камнями и палочками подопрем – и ползком…

– Смотри, Сергей, точно ведь граница, – Ляхов указал на белый прямоугольный щит с синей шестиконечной звездой, установленный четырьмя столбами левее. Ниже звезды – два ряда характерных еврейских букв.

– Читай, ты же по-ихнему соображаешь…

Тарханов долго всматривался в щит, шевеля губами.

– Ни хрена не понимаю. Буквы те же, а не складывается. Вот тут написано «Метулла», такое название я на наших картах встречал, а дальше ничего не понимаю. Другой язык. Вроде как по-китайски – кириллицей.

– Опять же говорю – приехали. Места те – и не то. Буквы те – и снова не то.

– А если здесь как раз все то, только мы – не те? – В словах Тарханова Вадиму послышалось нечто чересчур для простого полковника заумное.