Билет на ладью Харона

Это – карточка Майи. Запись пошла с момента нашей встречи на пристани. Некоторые детали мы опустим. Главное – что? Никаких эмоциональных и интеллектуальных связей с Герасимовым она не имела. С начала операции горячо сочувствовала успеху нашего дела и переживала за меня. Страх имел место, но подавлялся аллертностью[15]. Искренность – примерно восьмидесятипроцентная. Большего требовать вообще невозможно. Иначе будем иметь перед собой идиота.

Теперь вы, Василий Кириллович… – он обратил взор на вторую карточку.

– Не надо, – прокурор вытянул перед собой раскрытую ладонь. – Как истинно православный человек, не признаю гадальщиков, астрологов и этих… экстрасенсов!

– Не надо так не надо, – легко согласился Ляхов. – Только прошу иметь в виду, что мой экземпляр «верископа» – почти игрушка. Вроде школьного компаса. Для самой грубой прикидки направления.

Однако и он позволил мне говорить с вами без страха и сомнений. Вы разве не удивлялись все последнее время моей совершенно дурацкой с Государственным прокурором откровенности?

– Иногда – удивлялся, – честно сказал Бельский. А что ему оставалось делать? – Относил на счет либо особой изощренности княжеских клевретов, либо вызванной симпатией к моей дочери беспечности ни в чем серьезном не замешанного провинциала.

– Второе – почти правильно, – сообщил Вадим. – И симпатия, и не замешан. Главнее же всего – третье. – Он показал пальцем на цветные линии и символы карточки.

– Первый опыт я поставил еще зимой. Убедился, что с вами дело иметь можно. С тех пор система усовершенствовалась. Стала куда более информативной. И подсказала мне, что и вы, и Майя – наши люди. Вполне вписывающиеся в критерии программы «Кадровая революция».

Все прочие подробности – при следующей встрече. А сейчас мне надо ехать, извините. Первые результаты допроса Герасимова я вам сообщу. А вам, примите совет, лучше вообще не подавать виду, что вы хоть что-нибудь об этом слышали. Дочка вам ничего сказать не успела, а больше – откуда же?

Не исключаю поворота, что ваш сотрудник окажется ни в чем не замешанным и спокойно приступит к исполнению своих обязанностей.

Ляхов, раскуривая прокурорскую сигару, вдруг замолчал. Ему ведь никто не давал права откровенничать, а уж тем более вербовать прокурора, давать ему какие-то обязательства.

А впрочем, что он такого сказал? Все тот же салонный треп, с какого начиналась его дружба с «пересветами». И если даже кому-то его действия не понравятся – не наплевать ли?

Чекменеву он нужен, то, что умеет сейчас он, не умеет больше никто. Ссориться с ним по такому пустяку никто не станет. Если даже захотят сделать ставку только на доктора Максима, не выйдет. У того ведь сейчас только «железо». А полным комплектом формализованных методик и специальных тестов по каждой категории «объектов» владеет только сам Ляхов. И больше половины ключевых формул держит в голове.

Напоследок же стоит еще раз подсластить гипотетическому тестю пилюлю.

– Имею все основания предполагать, Василий Кириллович, что при полном обследовании у вас найдется достаточно нужных черт личности, чтобы претендовать на более высокий пост, чем нынешний, – сказал Вадим, раскланиваясь.

Майя вышла на крыльцо вместе с ним. Слуга уже подал к воротам знакомый синий «Хорьх».

– Садись. Шофер, надеюсь, не требуется?

– Ты меня не проводишь? – Интонации Майи и ее не слишком приязненный тон его задели. Но и поводов для такого отношения он дал предостаточно.

– О чем речь, конечно. – Голос был ровный, но все равно…

– Переодеться не хочешь? – спросил Ляхов. Она была одета по-домашнему, в белесые джинсы и узлом завязанную на животе клетчатую рубашку.

– Зачем? Я в городе задерживаться не собираюсь. У тебя ведь дела. Доеду и вернусь. Освободишься, позвонишь. На тот случай оденусь по обстановке.

Вадим сел за руль, Майя рядом.

Несколько минут она молчала, курила сосредоточенно, вертела ручку настройки радиоприемника.

– Резко ты с отцом говорил. Слишком резко. Он ведь почти вдвое старше тебя, и так готов был…

Вадим ожидал, что она начнет с другого. Ну, если хочет сначала об этом, то пусть…

– На что готов? – Ляхов продолжал гнуть свою линию. – Если хочет обижаться – пусть обижается. Неприятно, но переносимо. Гораздо хуже будет, если потом скажет – ах, юноша был столь любезен, задурил мне мозги, а я сразу не понял, что он меня вербует в противоправительственный заговор.

Нет уж! Полюбите нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит. Я сам долго колебался и перебирал материальные и нравственные доводы «Pro et contra». Потом принял решение, а сейчас жгу мосты и корабли. Улавливаешь?

Майя презрительно хмыкнула:

– Где уж нам! Но ты уверен, что и вправду нас слушают везде – в конторе, дома, на даче. И Герасимов не одиночка в прокуратуре?

– Чего же нет? Девушки эти, кстати… Я вчера утром тебе позвонил, а вечером нас уже ждали. Как, почему? Слишком много вопросов сразу.

– А ты уверен, что Герасимов сегодня же заговорит?

– Куда ж ему деваться? Не захочет, а скажет.

– Пытки?