Билет в один конец

Глубокомысленно молчу в ответ и понимаю, что тему эту пора сворачивать. Особых доводов за вступление в банду Полковника у меня нет и необходимость этого поступка я аргументировано доказать не смогу даже сопливому мальчишке. А вот приказ есть. И выполнить его мне проще всего будет примкнув к самой сильной здешней банде. Вот только приказ этот в качестве довода в разговоре использовать не получится. Прохоров мое молчание истолковал верно и отстал. А потом и вовсе стало не до разговоров.

Сразу после возвращения в Нефтянку он куда-то ушел, а уже минут через двадцать к нашей, выстроившейся на площадке перед воротами, технике подъехали два дряхлых бензозаправшика, а еще минут через пять-семь трое крепких ребят лет, примерно, двадцати пяти, прикатили на груженой боеприпасами подводе, которую тянула смирная серая кобыла. Так, похоже, с платой все будет без обмана, что не может не радовать. Пока объясняюсь с водителями бензовозов и старшим из парней, оказавшихся приказчиком и грузчиками из местной оружейной лавки, внезапно чувствую, как кто-то деликатно теребит меня за рукав. Ага, это сразу двое торгашей снаряжением пожаловали, размерами одежды и ростовкой моих подчиненных интересуются. Перенаправляю их к Шурупу. Зря я его, что ли, завхозом, в смысле — зампотылом, назначил? Вот пусть и отдувается! А то взяли, понимаешь, моду — свалили все на маленького беззащитного меня, на шею сели и ноги свесили. Вон, где-нибудь у нормальных людей, начальники вообще ни черта не делают, только приказы отдают в самой общей форме, а потом за неисполнение подчиненных гоняют особо извращенным образом, ну, или в случае выполнения, делают вид, что так все и должно быть. А тут вертишься, как белка в колесе… Нечего! Пусть тоже немного удовольствия получат! И поторопить их всех нужно, нам еще к Полковнику в этот его Рощинский полсотни кэме по хреновой дороге плюхать…

М-да, плюхать нам никуда не пришлось, не успели мои парни распихать по десантным отсекам бронетранспортеров тюки с полученными в качестве оплаты вещами, как часовой с вышки у ворот начал так намахивать руками стоящему рядом со мной Прохорову, словно хотел выиграть главный приз на конкурсе: «Кто лучше всех изобразит ветряную мельницу». Причем, как Сергеич объяснил, он не просто хаотично своими граблями вертел. Тут у них, оказывается, что-то вроде флотской флажковой азбуки имеется. Рации в этом плане, конечно, намного удобнее, но на них еще у Полковника разрешение получить нужно. Пробовали — их светлость не соизволили. За что, кстати, и пришлось расплачиваться сожженным хутором и его страшной смертью умершими жителями. М-да, не прибавит это событие у селян любви к Полковнику, точно вам говорю.

Кстати, о птичках, в смысле — о Полковнике, именно о приближении его кортежа Владимиру Сергеевичу и доложил с вышки глазастый рукокрыл.

— Так, парни, заканчиваем погрузку! — командую я своим. — Боевая тревога! Выводим машины за ворота и ждем вон на той лужайке. Мало ли, чего его полковничьей светлости от нас нужно. Поэтому — булки не расслаблять и быть в готовности. Но первыми огня не открывать ни в коем случае — возможны провокации. Только по моей команде или для конкретной, обоснованной самозащиты.

— Из города-то зачем уходишь? — с недоумением в голосе спрашивает Прохоров.

— Да мало ли… Вдруг у господина Полковника к нам претензии. А то, вдруг он на нас обиделся, аж кушать не может? Короче, возможны взаимные упреки и недопонимание вплоть до стрельбы. Вы, как ни крути, ко всему этому — никаким боком. Так на кой черт мне вас под молотки подставлять? А на той полянке, даже если они нас, а мы их убивать начнем, до вас только если совсем случайные пули долетят. И те в стене застрянут.

В глазах начальника стражи снова удивление и даже уважение. Или мне только показалось? Прохоров явно что-то хочет сказать, но лишь качает головой и повторяет совсем недавно сказанные мне слова:

— Зря ты в это дерьмо лезешь, Миша. Ой, зря!

* * *