Дом стоял на холме, и из всех окон, выходивших на запад, открывался вид на желто-зеленые, а в начале лета местами голубые от люпинов просторы. Восточные стены дома закрывали сосны, так что дом словно из зеленой колыбели широко распахнутыми окнами смотрел вслед тонущему солнцу.
Летом мы приезжали сюда почти каждые выходные. Бабушка, маленькая, седовласая, суетливая, встречала нас так, будто мы не виделись лет пять. Дед, всегда спокойный и рассудительный, по три раза крепко целовал нас с Борисом, после чего мы все садились за стол, где нас ждал горячий травяной чай. А после, когда чашки наши пустели, мы с Борей брали из гаража велосипеды и ехали в лес. Густой, безмолвный и одухотворенный, он выводил нас к полям.
В высоком чистом небе кружил лунь. Волны пшеницы клонились к земле, а две колеи ухабистой грунтовой дороги убегали к горизонту, на котором, у самой линии, стояла береза. Подпрыгивая на редких кочках, мы выехали из лесной тени и, миновав небольшой поворот, оказались под палящим июльским солнцем. Душистый ветер разбивался о жаркие золотые лучи, облизывая нагие плечи и макушку. Уже не было в воздухе того свежего аромата разнотравья, который наполнял поля в начале лета, – пахло сеном, что говорило о закате жарких дней и скором наступлении осени.
Но осень была еще далеко от здешних мест. Жара как будто не догадывалась о приближении августа, Ильин день словно и не собирался в скором времени ознаменовать начало затяжных дождей, а грозы, кажется, и вовсе только разыгрались, то и дело резвясь на небосводе. И здесь, вдали от города, в котором время терялось, воздух был пуст, а небо и вовсе скрывал панцирь высоток, июль затаил дыхание, нежась в золоте света, теплом и обволакивающем, как парное молоко.
Мы выехали к небольшому холму, и педали стало крутить тяжелее. От напряжения слегка заломило ноги, однако я только сильнее сжала ручки и подалась вперед. Ветер бил в лицо так, будто перед нами было бесконечное, простирающееся на миллиарды километров пространство, будто атмосфера исчезла и вся непостижимость и объемность Мира дышала нам в лицо.
Я посмотрела на Бориса, который, казалось, едва нажимая на педали, ехал метрах в двадцати от меня. Его смуглая обнаженная спина лоснилась под палящими лучами, а мускулы играли на худощавых крепких руках. В отличие от меня, Боря успел загореть за лето, проводя у деда с бабушкой не только выходные, но и будни. Я же на фоне него была совсем бледной, мои руки были едва тронуты загаром, а ноги и вовсе отливали снежной белизной. В то время, когда солнце особенно усердно облизывает тело, оставляя на коже темные следы, я сидела за ноутбуком в своей комнате или в тени сосен на широкой веранде у деда с бабушкой и писала диплом. Теперь же я уже не надеялась хоть чуть-чуть загореть – солнце было горячим, но не липким, и потому я надела открытый топик и не взяла с собой кепку, чтобы скрыть лицо, в надежде, что солнце оставит на моем теле хотя бы слабый отпечаток своего поцелуя.
Скоро мы поднялись на холм, дорога стала ровнее. Снизу казалось, что, как только мы поднимемся в гору, там, на самой вершине холма, перед нами откроется вид на что-то необычайное, раскинувшееся по ту, скрытую от глаз сторону. Но вершина как будто незаметно достигла нас сама, подъем плавно перетек в небольшой спуск, а волны пшеницы продолжали шуметь по обеим сторонам дороги, словно бескрайнее золотое море растекаясь к самому горизонту.
Мне внезапно захотелось пить. Жажда наступила неожиданно, как и все то, что наступает в тот момент, когда ты чем-то увлечен. Боря уехал достаточно далеко от меня, однако я, остановившись, все же окликнула его. Звук моего голоса, не успев возникнуть, мгновенно утонул в пении ветра. По всей вероятности, Боря не услышал меня, потому как его фигура продолжала медленно удаляться, маленьким темным пятном выделяясь на фоне объятого золотом мира.
Я достала из соломенной корзинки, прикрепленной к рулю, бутылку воды, дрожащими от напряжения руками открыла крышку и с жадностью прильнула к горлышку. Вода была теплая, как будто плотная и совершенно сухая. Я сделала несколько больших глотков, чувствуя, как маленькие влажные капельки стекают по моему подбородку к шее и устремляются туда, где гулко бьется сердце. Набрав в рот воды, я несколько мгновений подержала ее в надутых щеках, после чего медленно проглотила, – только после этого я почувствовала на языке влагу.
Оглянувшись в ту сторону, где должен был быть Боря, я не увидела никого. Вероятно, он успел скрыться за небольшим холмом. Дорога, разверзнувшая бескрайнее море золотых колосьев, была пуста. Мне казалось, я стою одна среди пустого безмолвного мира, я – невольный участник тихого перешептывания трав и облаков, незначительное препятствие, возникшее у ветра, и в то же время неотъемлемая частица той совокупности, что представляла собой одухотворенную, живую Вселенную.